Черная метка в паспорте. Николай Леонов
все честно. Нам нужно узнать место! Он не убивал их, женщины живы! Посмотри, он же не в себе.
Гуров ткнул пальцем в обмякшего, растерянного Афанасьева за стеклом. Адвокат что-то тихо выговаривал подзащитному на ухо, нажимая на плечо ухоженной ладонью, стараясь привести своего клиента в чувство. Только Сергей, казалось, его не слышал, он обмяк, взгляд застыл, всматриваясь в одну точку, рука неловко пыталась расстегнуть пуговицы на белой рубашке, но промахивалась раз за разом. Сладкевич скривился:
– Актеришко чертов! Он мне этот спектакль уже показывал! Никакого у него шока нет, он их убил! Чуйка у меня оперская. Это он!
Лев поддержал напарника:
– Тем более, давай добивай его. Надо выжать из него признание.
В ответ Павел тяжело вздохнул:
– Дай хоть отдышаться минуту, как собака с утра, воды глотка не сделал. Видеть его не могу, придушил бы своими руками.
Мужчина жадно припал к бутылке с водой, сделал несколько глотков, а потом переспросил:
– Ну что, мурыжу его дальше? Через час уже бобик приедет, там ребята ждать не будут.
– Да, – подтвердил Лев. – Закончишь с ним, отведешь меня сначала в машину. Браслеты накинешь, только не замыкай. Потом Афанасьева в машину. Скажешь, что за нападение на полицейского задерживаешь его на двадцать четыре часа.
– Да его адвокат не успокоится, пока его не вытащит. Ночи в СИЗО Афанасьеву просидеть не позволит, начнет Москву требушить, – заворчал Павел.
Гуров остановил его:
– Ничего страшного, мне главное сейчас с ним в машине контакт поймать. Пока он в шоке, поверит мне. Я отлучусь на час, кое-что приготовлю. Буду тебя на улице ждать. Если даст чистосердечное, то звони, я сразу подключусь в открытую.
Уставший, мокрый от напряжения, Павел угукнул в ответ и тяжело пошел обратно в комнату, где его ждали подозреваемый с защитником. Лев тоже вышел из комнаты для наблюдения, напоследок бросив взгляд на Сергея. Тот по-прежнему сидел будто оглушенный, не замечая ничего вокруг. Губы его перестали шевелиться, руки обвисли безвольно, а лицо словно постарело на десяток лет. Гуров долго всматривался в потухшие глаза, но так и не смог понять, что произошло с самоуверенным Афанасьевым. Его лицо, застывшее тяжелой каменной маской, стояло перед глазами опера всю дорогу из РОВД до ближайшего крохотного торгового центра. Там Лев торопливо выбрал в магазине набор косметики, оплатил на кассе, ежеминутно поглядывая в телефон: не звонил ли Сладкевич?
С пакетом в руках он прошел в глубину торгового зала, где на крючках и плечиках висела одежда. Ухватил первую попавшуюся рубашку и нырнул в проем под светящимися буквами «Примерочная».
Кассирша на стойке в глубине зала проводила взглядом торопливого клиента, а потом сразу же отвлеклась на протянутые для расчета купюры. Очередь к ней становилась все длиннее: был сезон распродаж, и люди азартно примеряли, выбирали и покупали то, что манило их перечеркнутыми цифрами на ценниках. Кассир