Военные повести и рассказы. Валентин Катаев
к садовнику, чтобы он сделал ей прививку?“ Нет, мы этого не видали, потому что так в жизни, по-моему, не бывает».
Встречались в дневнике и такие философские рассуждения:
«Людей на Луне нет. А если бы они были, то смот рели бы вниз на Землю и думали – есть на ней люди или нет? А мы-то как раз и есть!»
«Интересно, почему это когда болеешь долго в постели, то очень вырастаешь. По-моему, это потому так бывает, что, когда человек ходит, он может расти только в одну сторону – вверх, снизу ему пол мешает, а когда долго лежишь, то можно расти в обе стороны – и макушкой и пятками».
«Когда на земле еще не было людей, интересно, как же тогда называлось „дерево“?»
И наконец, тут можно было встретить большие записи, которые говорили о принадлежности Валерия Черепашкина к таинственным синегорцам:
«Мы поклялись все быть как родные братья и постановили не расставаться на всю жизнь, во всем сговариваться вместе, никогда не становиться против друг дружки, и пусть будет Отвага, Труд, Верность и Победа! Каждый из нас сильно стремился дать свою помощь Красной армии, а кто не очень стремился, таких мы не принимали вовсе и довольно не уважали, потому что это были-таки порядочные типы».
Тут же был приведен первоначальный текст марша сине-горцев:
Вперед, товарищи, вперед!
За Труд, за Верность, за Победу!
Вперед нас Родина зовет
Назло надменному соседу.
Досадное совпадение, необыкновенное сходство последней строки с, увы, известной, как оказалось, строкой из пушкинского «Медного всадника» послужило, очевидно, причиной тому, что текст марша был отвергнут… Таков был Валерка Черепашкин – мыслитель и поэт, историк города Затонска и один из старейших синегорцев.
Ему было двенадцать с половиной лет.
Глава 9
Слово имеет Тимсон
Толстый Тимка Жохов, большеголовый увалень, прозванный Тимкой-Тимсоном, был верным спутником и телохранителем слабенького Валерки. Тимке недавно минуло четырнадцать лет. Больше всего любил он арбузы и дыни, слыл бахчеводом. Человек он был положительный, двигался и думал не спеша, не отличался многословием и обычно во всех случаях жизни предоставлял за себя слово речистому Валерке. Так было и на этот раз.
Увидев, как из-за угла, где стоял на дозоре один из приятелей Тимки, трижды блеснуло зеркальце, что было условным знаком, Валерка встрепенулся, поправил галстук и вопросительно посмотрел на товарища: – Юрка сигналит. Ты сам подойдешь, Тимка, или я первый? – Сам, – отвечал Тимсон.
Глистообразная фигура Ходули показалась из-за угла. Тимка заложил руки в карманы широких штанов и не спеша пошел навстречу. За ним неотступно следовал Валерка.
– А, обнявшись крепче двух друзей! Пионер – всем детям пример! В полной амбиции при всей амуниции! – заговорил своим писклявым голосом Ходуля. – Будь готов – всегда готов. Сколько зим, сколько лет, гутен таг, бонжур, привет!
Он паясничал, тараторил, но его нагловатые