«Москва, Москва! …Люблю тебя как сын…». Михаил Лермонтов

      В неверный час, меж днём и темнотой,

      Когда туман синеет над водой,

      В час грешных дум, видений, тайн и дел,

      Которых луч узреть бы не хотел,

      А тьма укрыть, чья тень, чей образ там,

      На берегу, склонивши взор к волнам,

      Стоит вблизи нагбенного[3] креста?

      Он не живой. Но также не мечта:

      Сей острый взгляд с возвышенным челом

      И две руки, сложённые крестом.

      Пред ним лепечут волны и бегут,

      И вновь приходят, и о скалы бьют;

      Как лёгкие ветрилы[4], облака

      Над морем носятся издалека.

      И вот глядит неведомая тень

      На тот восток, где новый брезжит день;

      Там Франция! – там край её родной

      И славы след, быть может, скрытый мглой;

      Там, средь войны, её неслися дни…

      О! для чего так кончились они!..

      Прости, о слава! обманувший друг.

      Опасный ты, но чудный, мощный звук;

      И скиптр[5]… о вас забыл Наполеон;

      Хотя давно умерший, любит он

      Сей малый остров, брошенный в морях,

      Где сгнил его и червем съеден прах,

      Где он страдал, покинут от друзей,

      Презрев судьбу с гордыней прежних дней,

      Где стаивал он на брегу морском,

      Как ныне грустен, руки сжав крестом.

      О! как в лице его ещё видны

      Следы забот и внутренней войны,

      И быстрый взор, дивящий слабый ум,

      Хоть чужд страстей, всё полон прежних дум;

      Сей взор как трепет в сердце проникал,

      И тайные желанья узнавал,

      Он тот же всё; и той же шляпой он,

      Сопутницею жизни, осенён.

      Но – посмотри – уж день блеснул в струях…

      Призра́ка нет, всё пусто на скалах.

      Нередко внемлет житель сих брегов

      Чудесные рассказы рыбаков.

      Когда гроза бунтует и шумит,

      И блещет молния, и гром гремит,

      Мгновенный луч нередко озарял

      Печальну тень, стоящую меж скал.

      Один пловец, как не был страх велик,

      Мог различить недвижный смуглый лик,

      Под шляпою, с нахмуренным челом,

      И две руки, сложённые крестом.

      Настанет год, России чёрный год,

      Когда царей корона упадёт;

      Забудет чернь к ним прежнюю любовь,

      И пища многих будет смерть и кровь;

      Когда