Сборник невыразимых слов. Арнольд Ен
открытым небом
с кофе в руках,
пледом
и пламенем ярким в глазах.
иногда мне кажется, что ты
это закат,
который оставался в сердцах
ещё миллионы людей до нас.
я буду тебя ждать
около октября,
с букетом осенних листьев, завёрнутых в Нью-Йорк Таймс.
я буду тебя ждать.
надо же
ты пришла.
я не пришёл.
прости,
не смог увидеть тебя.
среди голосов,
не сумел снова услышать твой.
горят
фонари и вечера,
в которые я не пришёл.
хорошо.
всё обязано быть хорошо.
ты снова наденешь любимые джинсы, улыбнёшься, и около штор
появится конец сентября,
в котором я встретил,
но не смог снова
увидеть тебя.
я бы сослался на пробки, столпотворения,
которые смотрят на горящие самолёты
мои
до
тебя.
я бы сослался на форс-мажор,
на толпу, через которую бы меня пропускали с криками: «он должен увидеть её»
но я не смог.
хочешь узнать причину? я её написал и сжёг.
«кажется, я влюблён».
больше ни слова.
останься для меня осенью,
а я
останусь влюблённым.
в тебя.
вокруг всё проносятся
с бешеной скоростью,
лица и времена.
но не пронесётся мимо твоя
милейшая в мире улыбка и с ног сбивающий взгляд.
я не смог увидеть её.
я не смог.
я просто оказался влюблён.
если ты вдруг заболеешь,
в период осеннего звездопада,
я возьму эти звёзды с деревьев,
фотографии с променада,
где в щёку тебя целует луч,
где моккачино и настроение на двоих с запахом пармезана,
и приду
к тебе обнимать
и читать на ночь Шекспира.
если бы
ветер сбивал меня с ног,
люди пролетали бы мимо, выпуская зонтов,
я всё равно бы к тебе пришёл.
чтобы сказать "привет"
и согреть.
если температура вдруг поднимется не на улице,
я даже с просторов вселенной
прилетел бы к тебе.
выключил свет
и построил маленький домик из трёх одеял,
желтой гирлянды
и чашки какао.
в конце,
я бы просто забрал все простуды твои себе.
мне не это не пугает.
я ведь согрет
тем, что осенью я заболел
самым тёплым чувством к тебе.
Я бы продал свой взгляд
за пару монет,
чтобы никогда не видеть тебя,
чтобы не знать,
что тебя рядом
нет.
ритмы сгоревшего сердца дотла
я бы раздал
поездам,
чтобы бились об рельсы на пути в никогда.
ведь бьётся оно