Флегонт, Февруса и другие. Василий Иванович Аксёнов
же, под Маковское, прямо в сосновый бор, в лютые февральские морозы, во время коллективизации был вывезен – из Сибири, что называется, в Сибирь – и мой дед Макей Дмитриевич Ершов-Русаков со своим многочисленным семейством, в том числе и с моей тринадцатилетней тогда матерью. Вывезено семейств было много. Из близлежащих сёл и деревень. Назад вернулось мало. Моим довелось. Чтобы через год отправиться ещё дальше – на комсомольскую стройку Игарки. Построили. И до сих пор стоит портовый город.
Всё это, о чём только что было сказано, – сама история – душу тревожит, обволакивает, когда сюда ты попадаешь. Не удивительно. Живя в Ялани, мы привыкли, всё нам там кажется обычным и обыденным. Да и следы тысячных войск и знаменитых первооткрывателей нами затоптаны давно – не различаем.
Расположено Маковское на правом берегу Кети. На красном месте, на яру. К этому яру в своё время подплывали зырянские каюки страдные, струги и дощаники с товаром и переселенцами, невольными и вольными.
Деревянный храм в честь Покрова Пресвятой Богородицы. Как и положено храму – на возвышенном и красивом месте. Служит в нём почтенного возраста старец Севастьян, который когда-то в Свято-Успенском мужском монастыре в Енисейске проводил отчитки и к которому, когда устанавливается зимник, приезжают страждущие со всего Красноярского края, а может быть, уже и из России.
Мы не стали старца беспокоить. Не из скромности. Не захотели на него дышать… ну и понятно… перегаром.
Да, кстати, в 1923 году через Маковское и, конечно, Ялань ехал отбывать ссылку епископ Лука Ташкентский (в миру Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий), профессор медицины и хирург с мировым именем. И вот что для меня значительно: одна из моих родных тёток, старшая сестра моей мамы, была с ним знакома.
В Маковском переночевали. Утром, чуть только зорька заалела, Трофим, дальний родственник Шуры, крепкий, коренастый, рыжебородый мужичок, напоив квасом, повёз нас на моторке до деревеньки Колдунья, пункта назначения.
Топливо мы оплатили. Самая ближняя бензоколонка – в Енисейске, за сотню километров. Работы в деревнях нет, заработать негде, кроме как ловлей рыбы, сбором грибов, кедровых орехов и ягод, а так, сами по себе, деньги на дороге не валяются, как грибы, в ельнике не растут, кому же тратиться захочется, и не по скупости, а по нужде. У стариков, пенсионеров да бюджетников одалживаться – совись не позволят.
Ну, так и правда.
И ещё.
Брать деньги за бензин Трофим не соглашался ни в какую, едва его уговорили, сказав, что это надо не ему, а нам. Тогда лишь взял, не в руки: ну, вон, на тумбочку, мол, положите.
Положили.
3
Два раза чуть не до костей промокнув, до нитки точно, – как снег на голову, мы и плащи из рюкзаков не успевали вытащить, так неожиданно, внезапно из-за густого и прогонистого сосняка на берегу, высоком и отвесном, вываливались не такие уж и грозные, безобидные с виду тучки, проворно застилали над нами до этого чистое небо, вдруг заприметив