Ледяной палач. Николай Леонов
не было. Значит, месть.
– Вот это-то и странно, – задумчиво ответил Гуров. – Если папа Ащеулов кому-то задолжал или кого-то из авторитетов или сильных мира сего обидел, то, чтобы добиться от него желанного подчинения или возврата долга, девушку бы не стали убивать. Изнасиловать – могли бы. Глазки завязали бы, чтобы при случае не узнала и полиции не указала, и вернули бы папе. Могли бы живую и здоровую придержать, спрятать где-нибудь и свои условия папе ставить. Но убить и замуровать в снежную статую… При этом Ащеулов не получал никаких посланий и уведомлений типа «отгадай, где спрятана».
– А вот этого мы тоже еще не знаем – получал или не получал, – торжественно произнес Варежкин.
– Тоже правильно, – согласился Лев Иванович. – Но все-таки эта версия лучше, чем с любовниками. Как-то конкретнее такая версия, реальней.
– Согласен, – кивнул Варежкин и посмотрел на телефоне, сколько времени. – Ох, поедемте, Лев Иванович, а то опоздаем на встречу, – заторопился он.
В коридоре городского морга было прохладно, как и положено в таком специфическом заведении. Трубы отопления проходили прямо вдоль плинтуса и были такие горячие, что от них даже шел какой-то пар, но длинное узкое помещение коридора они отчего-то не согревали. Варежкин, предварительно созвонившийся с анатомом Ольгой Александровной, шел по коридору уверенно, зная точно, куда нужно идти. По всей видимости, ему не раз приходилось тут бывать.
Возле одной из дверей стояли стулья, но человек в дорогом сером пальто и ярком красном шарфе, который явно ждал кого-то (Гуров подозревал, что именно их с Варежкиным), даже не присел. Льву Ивановичу еще издалека было заметно, как человек в шарфе нервничает – ходит по коридору туда и обратно, то заложив руки за спину, то теребя лацкан расстегнутого пальто, – не зная, куда себя деть. При приближении оперативников он остановился и, напряженно вглядываясь, застыл, словно в предчувствии, что это по его душу сейчас шагают по коридору двое мужчин.
– Валерий Борисович? – уточнил Гуров и первым протянул руку бледному, как мумия в бинтах, мужчине.
Тот молча кивнул и, нервно сглотнув ком в горле, пожал руку полковнику, а потом и Варежкину.
– Я сейчас узнаю, кто нас примет, и вернусь.
Антон прошел чуть дальше и, заглянув в одну из дверей, что-то спросил. Но Лев Иванович не расслышал, он смотрел на мужчину, которому сейчас предстояло опознать тело дочери, и думал, что никогда бы не хотел оказаться на его месте.
Ащеулов – высокий и статный мужчина лет сорока пяти или чуть старше, с темно-русыми, подстриженными по последней моде волосами и немного раскосыми, татарскими темно-карими глазами, понравился Гурову. Было в этом мужике что-то брутальное, настоящее, мужское. Он не походил на изнеженного деньгами буржуйчика, которых в последнее время развелось, по мнению Гурова, слишком уж много в Москве.
– Вы думаете,