Мать сыра земля. Ольга Денисова
в свете редких и тусклых фонарей. За пять лет успели разобрать не все завалы, и черные груды строительного мусора, в который превратились панельные дома, стали курганами, поросшими травой. Только местами из них торчали усы покореженной арматуры.
– Когда-то новостройки возводили с таким расчетом, чтобы разрушенные дома не загораживали проезда танкам… – сказал Моргот, доставая из кармана пачку сигарет. – Никто не верил в те времена, что такое на самом деле произойдет.
Мы свернули к виадуку над бывшей сортировкой, на котором движение было закрыто еще три года назад, и в двух местах нам пришлось перепрыгивать через широкие проломы, затянутые арматурой: понизу было не пройти, там и теперь стояли остовы товарных вагонов. Что-то сгорело во время бомбежек, а то, что осталось, люди давно растащили по домам. Но голые колеса и платформы, исковерканные, перевернутые, заросшие кустарником, все еще лежали на вывернутых из земли рельсах.
Моргот прыгал без труда, я так не мог. Он в детстве занимался легкой атлетикой и картингом и много раз говорил, что его детские увлечения сделали из него профессионального угонщика и грабителя.
– Руку давай, – он наступил на прогнувшийся под его весом ржавый стержень и взялся другой рукой за широкие перила моста, не вынимая изо рта сигареты.
Мне было страшно, но показать этого Морготу я не посмел: он бы стал смеяться. Я закрыл глаза и вцепился в его пальцы изо всех сил, а он перетащил меня на другую сторону. Обрывался виадук неожиданно, метрах в трех над землей, но и это Моргота не задержало. Он сначала повис на руках, цепляясь за металлические «ушки» бетонных плит, а потом спрыгнул вниз – легко и бесшумно.
– Давай, не бойся, – сказал он мне снизу, – я тебя ловлю.
– Я не боюсь, – ответил я. И действительно не боялся – мы частенько лазали по развалинам и спрыгивали и с большей высоты.
Потом мы шли по разбитой бетонной дороге через мертвую промзону. Сквозь стыки бетонных плит прорастали кусты малины, обочину же заполонила высоченная крапива – ее жгучие листья иногда касались моей голой руки, я отдергивал ее и чесал о штанину.
За сортировкой лежало болотце, затянутое ряской.
– Здесь когда-то были пруды, – сказал Моргот, – мы в них купались. И утки тут жили круглый год.
Я кивнул.
За болотцем прямо на земле стоял десяток вагонов без колес. Я очень удивился, когда увидел занавески на окнах и какие-то сарайчики, развешенное на веревках белье и даже свет в одном окошке.
– Здесь живут беженцы, – пояснил Моргот. – Городок на АЭС сровняли с землей, и они перебрались сюда.
Дорога через промзону выходила прямо на трассу, которая вела в аэропорт, – я этого не знал, мы с ребятами старались туда не соваться. Трассу окружал довольно фешенебельный район: мотели, огромные супермаркеты, салоны по продаже машин и новые заводы – преимущественно по разливу колы, изготовлению леденцов и жвачки.