Русские хроники 10 века. Александр Коломийцев
и не полдесятины, а полторы моих было. В том дымом родным клянусь. Я на такой обмен не согласный. А правду я рёк или лжу, пускай видоки скажут.
Вперёд вышли три людина, сняли кукули, поклонились.
– Да то рази видоки! – выкрикнул Спирк. – Такие же ледащие мужики, что и Тудор. Стакнулись они. По ендове мёду Тудор выставил, в чём хошь поклянутся.
– И не срам тебе, боярин, меня позорить? – к Спирку повернулся сивый дед, поглядел с жалостью на боярина, словно тот страдал неизлечимой хворью, принуждавшей говорить напраслину. Зажав под мышкой посох, протянул вперёд руки. – Гляньте, людие, руки мои – одни мозоли. Это я-то ледащий? Мне отец, помирая, наказывал Правь славить, так я и весь свой век прожил. Тудор всё верно обсказал. Десять лет тому подсекли они с отцом лес на Бобровом ручье, три лета пшеницу сеяли, а потом отдыхать землю оставили. И межа там была. А три лета тому боярин Спирк привёл нового тиуна, коий в рядовичах у боярина, потому как собака того слушает. Пёс – он и есть пёс. В то же лето закупы боярина лес на Бобровом ручье подсекли и устроили пашню. А ныне тиун межу запахал и землю Тудорову захватил. А взамен дал полдесятины, а не полторы, как у Тудора на Бобровом ручье было. А земля та худая, пшеницу родить не будет. Я весь свой век землю пахал и хлеб ростил, потому знаю. Дымом своим в том клянусь, а ежели лжу рёк, то пускай меня Перун родией рассечёт и громом в землю вобьёт.
Оба других видока подтвердили слова старика, поклявшись в том. Тысяцкий огладил бороду, громогласно вопросил:
– Что решим, людие? Кому поверим?
Большинство держало сторону Тудора, но и Спирка поддерживали. Кто-то, надрывая горло, зычно вопил:
– Боярину верим! Знамо дело, у смердов глаза завидущие, боярину ковы чинят!
От Неревского конца вышел старшина, обернулся к вечу.
– Дозвольте сказать!
Неревский конец ответил согласием, остальные не перечили.
– Я тако, людие, мыслю. Старый человек, – старшина показал на седого видока, – врать не станет, ни за гривну, ни за ендову, потому как ему в Навь скоро собираться. А коли по той земле первыми топор и плуг Тудора прошли, то земля его. Чтоб вдругоряд неповадно было, урожай с того, что на Тудоровой земле посеял, пускай Спирк Тудору отдаст. А чтоб чужих межей не запахивал, назначить боярину виру в пять гривен, как в нашей Правде записано.
Боярин взъярился, даже ногой притопнул.
– Не дело говоришь, старшина! Такого в Новгородской Правде не писано, чтоб урожай отдавать. Эдак расповадятся бездельники. Они лодыря будут гонять, а потом боярина на вече потянут. Грабёж это, не по правде.
– Ишь ты, про правду вспомнил! – раздался ехидный голос, другой добавил: – Загребать чужое не будешь. Сам бы пахал, на чужое не зарился бы.
Боярин слюной брызгал, на своём стоял.
– С тиуном разберусь, мыто Городу заплачу, а урожай вот ему, – Спирк свернул два кукиша, – не отдам.
– Согласны ли со мной, людие? – спросил старшина. – Спирка проучим, другим вотчинникам в науку пойдёт.
– Согласны! Быть по сему!
Одобрительные