Московское Время (сборник). Юрий Быков
комнаты некогда огромной квартиры, ставшей коммунальной (спальню, конечно же, и кабинет Алексея Арнольдовича), устроиться ей на должность корректора в газету Центрального почтамта, избежать увольнения во время кампаний по освобождению советских учреждений от чуждых элементов. Аглая Константиновна действовала всегда осмотрительно, проблемы решали ее подчиненные, звонившие кому следует и строго представлявшиеся: «это из горкома партии», так что «на местах» о личности покровителя Софьи Дмитриевны никто знать не мог.
Глаша давно жила отдельно от Софьи Дмитриевны, но, случалось, захаживала к ней скоротать вечер. Вот и сегодня она пришла с пирожными и бутылкой «Мукузани».
– Как ваши новые соседи? – поинтересовалась она, перекладывая пирожные из коробочки в вазу.
Со времени своей встречи с Будным Глаша уж не называла Софью Дмитриевну «барыней», но обращаться на «вы» не перестала, тогда как Софья Дмитриевна по-прежнему говорила ей «ты».
– Полунины? Знаешь, они хорошие люди. Но у них беда: Николай и Ирина пропали в геологической разведке, никаких известий. Конечно, надежда еще не потеряна, но…
– Пропали… – Глаша протяжным, глубоким взглядом посмотрела на Софью Дмитриевну, которая, встретившись с ним, присела на стул.
– Пропали… – задумчиво повторила она.
– А с кем же дети? – прервала молчание Глаша.
– С бабушкой. Иринина мать сюда переехала. Представь, Лытневы уже шепчутся, что ребят нужно в детский дом отдать, бабушку выселить, а…
– А на освободившейся жилплощади поселить, конечно, их, – закончила фразу Глаша.
– Ну да, их же шестеро в одной комнате.
Софья Дмитриевна слегка покраснела:
– Это я одна в двух комнатах…
– Софья Дмитриевна! Всех-то вы жалеете! Ну, отдайте им одну комнату. Какую, например? Спальню?
– Нет, нет! Что ты?!
– Остается эта комната. Но она же смежная! Вы что, будете к себе через Лытневых ходить?
– Глаша, но ведь раньше между комнатами была стена, а вон там дверь – ты же помнишь. Нужно все восстановить, и пусть они забирают эту комнату, может, оставят в покое Полуниных. Им же все равно, за чей счет расширяться. Да и на мои квадратные метры никто уже не польстится.
3
Следует сказать, что в результате уплотнения, которому после 1917 года подверглось все городское население, квартира Софьи Дмитриевны превратилась в коммунальную жилплощадь на четыре семьи. Помимо Софьи Дмитриевны, которая также считалась семьей, квартиру населяли: Полунины, Лытневы и Трахманы. До недавнего вселения Полуниных здесь проживали Ртищевы, муж и жена, оба работавшие в торгсине и получившие за махинации три года тюрьмы с последующей ссылкой.
Софья Дмитриевна теперь уж и не помнит всех тех, кто после переустройства квартиры побывал ее обитателем. Никто надолго не задерживался.