Огонь посредине зимы. Ольга Романовская
Рудольф отправился прямиком в покои Луизы. На правах сына он мог явиться к ней в подобном виде, хотя мать наверняка не одобрит.
Дурнота прошла, стоило ему выйти из спальни, что наводило на невеселые мысли. Они приобрели совсем скверный оборот, когда Рудольф застал мать сидящей на корточках перед камином в гостиной. В нос ударил запах жженой бумаги.
– Что ты делаешь?
Луиза вздрогнула и обернулась. Из ее рук выпал конверт с черной печатью – такими пользовались в государственных и общественных учреждениях.
– Ты напугал меня!
Она тут же нацепила маску суровости и предала конверт огню.
Рядом с матерью, на полу, Рудольф заметил небольшую стопку бумаг. На верхней стояла печать Лерганов. Остальное, очевидно, Луиза успела сжечь.
– Что. Ты. Делаешь? – сложив руки на груди, сурово повторил Рудольф.
– Избавляюсь от ненужных бумаг.
– Позволь мне взглянуть.
Он шагнул к ней с протянутой рукой.
– Это личное.
Луиза быстрым движением швырнула всю стопку в огонь. Мгновенно вспыхнув, она затрещала, обратилась в пепел.
– Слишком много странностей, не находишь?
Рудольф с сожалением смотрел на поглотивший бумагу огонь. Теперь содержание писем не восстановишь.
– Я нахожу, – Луиза аккуратно поднялась на ноги и помешала пепел кочергой, – что человеку твоего происхождения не пристало разгуливать по дому в таком виде. Если не стесняешься меня, подумай о сестре. Она невинная девушка!
Выходит, Евгения до сих пор не замужем. Хорошо!
– И чем же мой халат угрожает ее невинности?
– Прекрати паясничать! Твой отец не позволял себе появляться в таком виде даже передо мной. Оденься, не заставляй свою сестру краснеть!
Рудольф поражался умению матери ловко менять тему разговора. Как хитро она ушла от ответа на неудобный вопрос, сделала его виноватым! И все же Рудольф не отстанет.
– Боюсь, Евгении здесь нет, поэтому тебе придется еще немного потерпеть, мама. И я по-прежнему желаю знать, почему ты сожгла те бумаги. Я видел черные печати…
– А, – отмахнулась Луиза, – старая переписка! Твой отец не состоял ни в каком тайном обществе, не нарушал законов. Впрочем, ты сам через два часа в этом убедишься.
– А остальное?
– Любовные письма его женщин.
Не родись Луиза в семье графа, употребила бы другое слово.
– Хорошо. – Объяснение матери показалось ему разумным. – А как насчет спальни отца? Я пробыл там не больше получаса и заработал удушье.
– Удушье?
Луиза побледнела, шагнула к нему, торопливо ощупала.
– Где болит? Тебе плохо? Послать за мэтром Одушем?
– Нет, уже все прошло. Тот запах…
– Запах?
Пальцы матери болезненно сжали его запястья. Спохватившись, она убрала руку, но на коже Рудольфа остались две красные отметины.
– Цветы. Полагаю, дело в цветах, – отведя взгляд, пробормотала Луиза. – На похороны прислали множество венков, даже от королевской