Записки старого хрыча(зачеркнуто) врача. Михаил Копылов
Всё это я и выпалил невропатологу.
–
Хорошо! – сказал невропатолог. – А куда ты его дальше направишь?
–
К невропатологу! – ответил я ему, страшно гордый тем, что в конце четвертого часа экзамена могу произнести такое сложное слово.
–
Но ты сам армейский невропатолог!
Так куда?
–
К терапевту, – говорю.– А зачем ему терапевт?
–
Тогда к невропатологу (надо же – опять выговорил!), ах да, я же сам невропатолог!
Тогда – к терапевту!
Словом – я оказался посильнее, чем профессор Плейшнер, и окулиста не выдал! А именно он должен был подтвердить диагноз, увидев характерные зеленые медные кольца на радужной оболочке глаз пациента.
На этом экзамен закончился. Предстояло мучительное ожидание оглашения результатов. В этом ожидании приходилось томиться несколько часов, пока комиссия решала твою судьбу и писала что-то к книге судеб – то бишь в твоем экзаменационном листе. Провалившие меня на любви дамы написали, например, что завалился я оттого, что у меня недостаточно базисных психиатрических знаний и я недостаточно «пообтерся» в психиатрии.
Если кому-нибудь приходилось делать домашний творог способом «отбрасывая на марлю», то он может себе представить, как я ощущал свои мозги – как нечто, отброшенное на марлю и выжатое до последней капли медиатора из каждого рецептора.
Итак, вся группа сдававших, глубоко погруженная в себя, молча сидела на крыльце какого-то флигеля и ждала результатов. Во флигеле заседала экзаменационная комиссия. Для оглашения результата каждого экзаменуемого приглашали во внутрь.
Вдруг у одной из ожидавших случилась истерика – она просто закликушествовала: «Ах миленькай! Ах родненькай!» – и еще что-то, но ее быстро заткнули.
В воздухе носились какие-то слухи – сколько человек прошло, а сколько нет, но вникать в это не было сил.
Когда позвали меня, председатель комиссии, глянув на мою рожу, пощелкал в воздухе пальцами. Я проследил за ними взглядом. Затем он пару раз это жест повторил. Я меланхолично продолжал за пальцами следить.
–
Ты сейчас не завалишься? – спросил он.
–
Нет, с чего бы? – деревянным голосом ответил я.
–
Ты ж прошел!
–
Ура! – не менее деревянно сказал я.
Как-то у меня спросили, что я чувствовал, наконец всё сдав, и я ответил – приблизительно то же самое, что брат Гасана Хоттабыча – Омар, которого слегка передержали в оригинальной упаковке.
А что же было со мной потом? После сбычи мечт?
Очень долго я мечтал, прямо как в детстве, – «вот вырасту и стану большим»… И работа станет как бы консультативной, и не будет дежурств!
А получилось по-иному. Дежурства действительно прекратились. Но как я сидел в кабинете «диспансера» и принимал больных ДО, так принимал и ПОСЛЕ. И зарплата