Девочка-лиса. Мария Грюнд
отвечает она вопросом на вопрос.
– Да, – Бернард изображает на лице безрадостную улыбку. – Он так обрадовался, когда я его разбудил, чтобы рассказать о самоубийстве девочки-подростка.
– Ты же знаешь, мы должны ему сообщить.
– У него последняя неделя отпуска. Он, блин, в десятках тысяч километров отсюда.
– Я думаю, телефоны есть даже там.
– Он уже через пару дней вернется. Все равно сейчас он ничего сделать не может.
Санна понимает, что он прав, она препирается просто потому, что может. Эрнст Экен Эрикссон – это их шеф. Его любят. Побаиваются. Уважают. Год назад у него начался артроз, потом он снова вернулся к работе, но некоторые движения ему все еще даются с трудом. Отпуск в теплых странах, где он может поправить себе здоровье, – это первый для него за последние десять лет настоящий перерыв в работе. Вообще-то на время его отсутствия им надо было прислать кого-то с материка, но так никто не делает.
– Ладно, – произносит Бернард, устало улыбнувшись. – Я понял. Ты пошутила. Но как по-твоему, может, закончим уже со всем, чтобы хоть остаток воскресенья провести нормально?
Вид у него прискорбный, думает Санна. Глаза мутные, щеки обвисли. Ему лишь бы смыться отсюда, и так уже несколько лет продолжается. Он потерял азарт и интерес.
Окинув взглядом местность, она замечает морского ястреба, взлетевшего с крупного, похожего на банку предмета, который установлен на высоком деревянном столбе по ту сторону карьера.
– Это же камера наблюдения.
Бернард щурится в сторону камеры.
– Кто-нибудь с нее номер списал? – спрашивает Санна. – Проверил, что там на записи?
– Что? Это, наверно, с купального сезона, вряд ли она сейчас работает.
– А если вдруг работает? Тогда по ней можно увидеть, как именно все произошло.
– Да что за… Ты что, шутишь?
– И кстати, вы какую-нибудь предсмертную записку или сообщение нашли? Если она с собой покончила, то могла что-то такое оставить в надежде, что это найдут.
– Ничего.
– И мобильного нет?
Бернард со вздохом мотает головой.
– А ты или кто-то другой ее «Фейсбук»[3] проверяли? Инстаграм? Еще что-нибудь?
– Мы все соцсети прошерстили, когда ее мать к нам пришла. Вообще-то она нам их и показала. Никаких обновлений за последние пару дней, никаких зацепок. И друзей-то толком почти нет. Печально.
Санна замолкает и задумывается о чем-то.
– А у кого-то из членов семьи судимости были? Это вы проверили?
Бернард снова вздыхает, еще более раздраженно и подавленно. Потом отдает ей свой блокнот, складывает руки на груди и направляется к камере на столбе. Приблизившись к ней, он останавливается и рассматривает приделанную к столбу ржавую лесенку, потом наконец берется за нее и ползет вверх.
– Фу-ты, черт, как же хорошо будет от тебя избавиться, – ворчит он с кривой ухмылкой, вернувшись обратно. А потом шлепает Санне на ладонь металлическую табличку с комбинацией цифр.
– Простите?
Оба оборачиваются,
21 марта 2022 г. деятельность социальных сетей Instagram и Facebook, принадлежащих компании Meta Platforms Inc., была признана Тверским судом г. Москвы экстремистской и запрещена на территории России.