Мужчина с понедельника по пятницу. Элис Петерсон
шестьдесят, и недавно она покинула мир ароматерапии (она работала массажисткой). Каждую субботу по утрам мы с Глорией ходили в спортзал. Она являет собой восхитительный микс подружки, с которой можно покутить всю ночь, как она говорит, «поколбаситься», и того, с кем за чашкой горячего шоколада можно вести задушевные беседы, одновременно слушая Radio Four.
Она вошла в мою жизнь пять лет назад, когда я только что принесла домой Раскина. Тогда Глория постучала ко мне, чтобы спросить, есть ли у меня электричество. Когда я посветила ей фонариком прямо в лицо, она поняла, что я тоже сижу без света. Еще Глория заметила мою взволнованность. Я рассказала ей, что исчез мой щенок.
Мы облазили всю квартиру вдоль и поперек и какие только ни выдвигали предположения. Быть может, он заперт в туалете на первом этаже? Или соскользнул по водосточной трубе? Или сидит под диваном? Но его нигде не было. Когда Глория увидела, что я подняла крышку заварочного чайника и отчаянно заглядываю в него, она объявила, что я чокнутая.
Затем она поманила меня, приложив палец к губам, и присела на корточки рядом с раковиной.
– Иди сюда, дорогая, – прошептала она. Раскин проскользнул в зазор между барабанной сушилкой и стиральной машинкой. После мягких уговоров он вышел, в его ушах застряла паутина.
– Не уверена, что смогу ухаживать за ним, – сказала я дрожащим голосом. В детстве я всегда хотела иметь собаку и умоляла маму разрешить завести щенка, но она сказала, что не справится со щенком и Мэган. «Я буду единственным человеком в нашей семье, кто будет с ним гулять», – заявила мама.
Я пообещала себе, что когда вырасту и у меня будет свой дом, я обязательно заведу собаку. Когда я приехала в приют для животных Battersea Dogs, Раскин оказался одним из первых, кто мне попался на глаза. Он крепко спал в корзинке, свернувшись калачиком, и напоминал фасолину. Как только я подошла, он открыл глаза и подошел ко мне, просунув лапу между прутьев клетки. Сопровождавшая меня сотрудница приюта сказала, что он никогда так не делал, и в тот момент я поняла, что это мой мальчик.
– Возможно, я совершила ошибку, – исповедовалась я той ночью Глории. Меня переполняло чувство ответственности. Глория передала его мне, этот комочек шерсти.
– Теперь ты его мама. Ты нужна ему.
– Привет, мое сокровище, – сказала она сейчас, с важным видом входя в мою гостиную и бросив свои плавательные принадлежности на софу. Раскин, виляя хвостом, бросился к ней стрелой, чтобы поприветствовать; Глория сгребла его в охапку и подхватила на руки.
– Почему ты еще не готова? – спросила она, когда увидела, что я все еще в пижаме.
– Прости. Иду-иду! – Я бросилась к столу. – Нравятся новые шлепанцы? – пробормотала я. – Разве они не прекрасны! Такие удобные и в тон моей заколке, и… они делают для меня все, но, положа руку на сердце, еще не научились оплачивать мои счета, – закончила я.
– Голубка моя, а что ты делаешь?
– Меняю свой профиль.
Глория села ближе.
– Пока не везет?
– Ага. Совсем глухо.
– Да