Закон хабара. Дмитрий Силлов
когда разворот этот был почти закончен, в поле моего зрения попал он. Самый обычный с виду, невзрачный японец в недорогом офисном костюме, который сейчас стоял возле своего столика, правильно расставив ноги, и вполне профессионально удерживал в обеих руках пистолет с глушителем. Думаю, мое неожиданное стремительное вращение слегка сбило стрелка с толку, потому он немного поторопился… Ствол пистолета дернулся, но я уже знал, что пуля пройдет мимо.
А вот то, что сделала моя зависшая в воздухе конечность, было для меня в новинку.
Оказавшаяся в процессе вращения чуть ли не на затылке, моя рука вдруг стремительно распрямилась, и я успел заметить, как в сторону стрелка летят две палочки для еды, от скорости слегка расплывшиеся в воздухе.
Странно это, как бы со стороны наблюдать будто в замедленной съемке, что вытворяет твое тело без какого-либо участия разума, словно само по себе. Но еще более удивительно видеть, как оно исполняет то, что мне вообще не свойственно. С метанием ножей у меня всегда было неважно, а уж чтоб прицельно швырнуть две тонкие деревяшки – это для меня вообще за гранью.
Но мое тело это сделало! И прежде, чем оно грохнулось на пол, я увидел, как обе хаси, слегка заляпанные соусом, аккуратно так вошли в глаза стрелка, будто две невидимые руки их туда определили с исключительной точностью.
Когда человеку повреждают глаза – это не только больно. Это страшно. Ужас накрывает безумный, так как для любого живого существа лучше лишиться жизни, чем потерять зрение. Не зря же многие методики экспресс-допросов освоены именно на угрозе ослепления. В общем, завыл стрелок, пистолет бросил, замер на месте, к лицу потянулся медленно, боясь растревожить сильнее и без того нешуточную боль.
А я, резко вскочив с пола, обернулся, так как позади себя услышал всхлип…
И увидел официантку, на белой блузке которой стремительно расплывалось алое пятно. Слишком быстро для того, чтобы у девушки был шанс выжить: когда пуля перебивает одну из коронарных артерий, это как водопровод перерубить. Кровь вытекает потоком, но сердце пока что бьется, толчками выплескивая из раны уходящую жизнь. Официантка еще стояла, слезы текли по ее щекам, но она уже знала, что жить ей осталось считаные секунды. Умирающий всегда знает, сколько ему осталось. Я умирал, я в курсе, что чувствует человек на пороге смерти.
А еще у меня самого сердце сжалось так, что впору заорать от боли. Потому что это я был виноват в смерти девушки, которая приняла в себя мою пулю. Мои рефлексы спасли меня, но убили ее. Прости, милая, если сможешь. Сейчас ты меня уже не услышишь, так как пелена смерти стремительно туманит твой взгляд, и через мгновение ты рухнешь бездыханной на этот пол, залитый твоей кровью. Но когда-нибудь мы непременно встретимся в стране Токоё[1], и я вновь повторю: прости, если сможешь…
Я много смертей повидал на своем веку, но эта – зацепила больно, будто это в меня пуля попала и, кувыркаясь в моей плоти, все перевернула внутри. Я взревел так, что у
Страна Токоё – «страна вечного мира». Мир смерти, в представлениях древних японцев находящийся далеко за морем.