Переход. Матвей Юджиновский
Ты же мужик, как ты без мяса?
– Это я тебя сейчас на мясо освежую! – глотаю, сжимая челюсти.
Швабру бы пополам: на один кол – посадить, второй – вбивать в сердце, пока Mötley Crüe играют свой Theatre of Pain.
– Слав, что с тобой? – звучит встревоженно Лиза.
– Что? – не понимает он.
Отрываюсь от пола. Лиза тянется к салфеткам:
– У тебя кровь из носа.
Слава трогает губу под носом, потом смотрит на пальцы. Там красное. Но вижу это уже боковым зрением: за столиком позади знакомая физиономия.
– Не страшно, Ли, бывает…
Слава говорит еще, но я не слышу. Рожа глазеет на меня, мелко кивает и лыбится. Мерзко, заговорчески, словно мы одни знаем, какая жесть уготована всем вокруг. И это настолько весело, что не утерпеть.
Слава, высокий и мощный, стоит, запрокинув голову, сжимая нос. А лицо бледное, рука судорожно ищет салфетки. Лиза же, как напуганная мамочка, сама хочет стереть кровь.
И это реально смешно. Когда уроду уже не классно, когда он напуган и беспомощен и не знает даже, что это ты. И Рожа тянет перекошенную улыбочку. А я чую свою.
И наконец вижу что-то, кроме рожи: сутулую спину под серым поношенным пальто, плешивый рыжеватый воротник, хилые, бесцветные прядки над волосатыми, поломанными ушами, сухую, в пятнах, лысину и мохнатые пальцы с мутно-коричневыми ногтями.
На бамбуковой дощечке перед ним разводы васаби, остатки имбиря и лужица соевого соуса. В лужице утоплен… таракан. Он еще слабо перебирает ножками. Рядом оставлены палочки – сгрызенными на треть. У другого края дощечки – курительная трубка с изжеванным мундштуком и…
Внезапно Слава загораживает все. Кровь уже не идет. Он наклоняется и чмокает счастливую Лизу в губы. Тварь.
Отстраняюсь, заглядываю за спины. За столом, конечно же, никого. Рожа уже на ногах – по колено в пыльных рыжевато-коричневых ботфортах. Каблуки делают его вдруг выше всего вокруг. Ступая на носочках, крадется к Славе и Лизе. То есть, это я знаю, что крадется, потому что всей рожей подмигивает мне.
Слава похотливо облизывает губы – разбить бы их! – пожирает Лизу взглядом. А Рожа за спиной кивает на его затылок. Никто не видит. Я – вижу. И замираю. Молчу. Что тот хочет сделать? Хочет ли?
Волоски на руках встают. А он ли хочет? В горле резко сухо.
Когтистые пальцы распахивают пальто: нечто под ним, взметнув полами как крыльями, готово поглотить Славу. На миг его лицо моргает багровым месивом с белесыми шариками глаз. Они видят меня, и в них ужас. А мне классно. Хохочу. Едва не вслух. Но вдруг холодею: в голове звучат по-чужому знакомые слова: «Я жду у черноты под сердцем…» Что?
А затем еще знакомое:
– У вас все в порядке?
Это подоспела Сауле.
– Да, спасибо, – с улыбкой отвечает Лиза, прижимаясь к Славе. Прячет окровавленные салфетки в карман.
Не знаю, что это было. Может, глупость. А может, что-то во мне… поселилось. Может, проснулось. И волной жара поползло. Сейчас его уже нет. От этого легче. Но и как-то безумно – намного больше. Ведь реальные люди не исчезают в одно мгновение. А значит,