Ведь они не ты. Юлия Торринская
С каких это пор прокуроры стали на работу одеваться как на подиум?
Намазывая бутербродец красной икоркой, которую любила и которую Полина заказала специально для праздничного ужина, Иришка интригующим тоном начала повествование о своих делах:
– А я ушла из прокуратуры! Уже как две недели твоя лучшая подруга – начальник юридического отдела концерна SOBOLEVgroup. Гордись и восхищайся!
– Браво! Я рада за тебя! А что так кардинально поменяла сферу деятельности?
Ирина Петровна Яропольская печально вздохнула и принялась рассказывать о трудностях прокурорского труда, тупости некоторых начальников, невыносимых подковерных интригах. Отрезала ломтик прекрасной, нежной говядины и продолжила:
– Мне позвонили из кадрового агентства и предложили пройти собеседование. Я ухватилась за эту возможность свалить из прокуратуры. И тадам! Теперь у меня престижная работа, высокий оклад, офигенная ежемесячная премия, потрясающий каждодневный look и никаких погон!
– Яропольская, ты великолепна! Поздравляю! – Полина подняла бокал и предложила тост: – За тебя, подруга! Успехов тебе и профессиональных подвигов!
Ирина согласилась, чокнувшись с Полиным бокалом. Потом предвкушающе прищурилась и поинтересовалась:
– Что у тебя с личной жизнью? Встретила кого?
– Моя личная жизнь настолько личная, что в ней присутствую только я, – Полина поморщилась недовольно. – Давай не будем об этом, Ириш. Ты же знаешь мое отношение ко всему этому. Я не хочу больше драм, боли и разочарований. Мне Рогозина хватило.
– Эх, Полинка! Ну не повезло тебе с одним козлом, что теперь крест ставить на себе и всех мужиках? – возмутилась подруга. Потом внимательно посмотрела и промурлыкала: – А у нас гендиректор – такой краса-а-авчик! И притом свобо-о-одный!
– Ирина, прекрати! Давай обойдемся без сводничества! – сердитым тоном отрезала Полина.
– Ладно, не буду! – подруга засмеялась легко и непринужденно. Лукаво подмигнув, продолжила: – Но если передумаешь – обращайся! Женщина не должна быть одинока.
– А я не одинока! У меня есть любимая работа, в которую я восторженно погружаюсь по самую макушку. Есть друзья, и сама у себя я есть! А когда человек есть сам у себя, полностью есть – с набором уважения, любви, поощрения, поругивания за глупости и ошибки, балования себя родного, такого, каким уродился, – то нет и быть не может никакого одиночества!
– Я понимаю, но… А как же любовь? Неужели тебе не хочется, чтобы тебя любили и нежили? Неужели не хочется встретить родную душу, чтобы одна кровь на двоих, и вены, по которым эта кровь бежит, были одни на двоих, и сердце, и дыхание, и любовь, и боль?
Полина призналась себе, что слова Ириши зацепили ее. Всколыхнули что-то внутри нее, глубоко похороненное под толщей вечной мерзлоты. Похожие слова ей говорил лет двадцать назад один парень. Он был ее немного старше. Говорил, что влюбился в нее с первого взгляда. Что она для него стала светом и душой. В его словах и глазах было столько