Прощание. Повести и рассказы. Виктория Котэ
расслабилась и оживилась только к вечеру. Я услышала, как она рассказывала маме на кухне, что боялась от начала и до конца сделки – что увезут за город и убьют, нападут, что ударят по голове и отнимут товар, деньги или что они из милиции и ее посадят в тюрьму.
И тогда я поняла, почему дрожал ее голос, почему она в автобусе была так сжата и собрана и почему так напряженно суетились ее глаза. И мне тоже стало страшно. За нее и за то, что она делала. А еще стало горько и обидно за нашу уязвимость и беззащитность. Слов я тогда таких не знала, но очень хорошо ощутила в этот момент. Словно мы все трое: Валентина, Галина и Виктория, стояли голые на холодном северном ветру и некому было нас укрыть от холода и нужды.
Но потом баба покаялась об этом на исповеди и навсегда завязала. В православной церкви ей дали работу – помогать батюшке с домашним хозяйством. А по вечерам мы с ней читали «Богородица, дево, радуйся» и молились за нас твоих – за Валентину, Галину и Викторию.
Дорога
Если дорога уходит за горизонт, можно смотреть на нее бесконечно.
Каждую смену в котельной я выходила и залипала на голую степь с асфальтовой лентой.
Долго стоять было нельзя, особенно если старший оператор – не мама. Могут пожаловаться, что бездельничаешь на смене. Интриги в кочегарке – покруче Санты-Барбары. Люди готовы были спать с начальством, доносить и предавать ради премии в три тысячи тенге. А на мое место с окладом в десятку дышало в спину минимум трое. Они ждали, что я уйду в декрет, уеду или просто растворюсь, чтобы надеть мои столетние резиновые сапоги, драную телогрейку и впиться руками в шланг с кипятком. И никому не отдавать, потому что придут другие голодные.
Там тоже было иногда приятно. Когда под ногами не путалось начальство и можно было сделать что-то для себя. Золотое время без камер видеонаблюдения.
Нужно было отрегулировать уровень воды в деаэраторе, добиться подходящей жесткости воды – и отправиться в горячую деревянную парилку. А там – спа. Скрабы из овсяных хлопьев и медовые масочки. И покой.
Расстелешь полотенце, возляжешь на горячие доски и чувствуешь, как каждая из мышц спины сладко тянется и расслабляется. Даже пелось там, прямо в парной. Голосишь и любуешься звуком, который скачет по дощечкам.
Иногда я убегала смотреть на дорогу. Днем было видно, как по ней пролетают машины и тащатся грузовики. Ночью они все превращались в огоньки: желтые – значит, кто-то приехал. Красные – значит, кто-то уезжает из этой дыры в большую жизнь.
«Когда-нибудь и я так же уеду, – думала я, – так же уеду».
Талас
Каждый уважающий себя музыкант должен пройти кочегарку, нищебродские квартирники и испытать на себе чары вина «Талас».
Я брала с собой гитару в ночные смены.
Летом, когда котельная не работала ночью, можно было уйти в слесарку и наяривать несложные цоевские вещи, группу «Браво» и «Летящего вдаль беспечного ангела».
Но таскать