Орелинская сага. Книга вторая. Марина Алиева
разложенные на траве короба, сосуды, мокрые вещи и вопросительно взглянул на старцев.
– Это то, что удалось выловить, – вздохнул Одинг. – К сожалению, многое испорчено, но есть кое-что ценное, что уцелело. Вот огниво, например. Его только подсушить осталось… Или те сосуды с элем и пресной водой. Они хранились в ящике и, каким-то чудом, прямо с ним, попали на отломившуюся часть палубы, на которой плавали, как на плоту, пока не застряли между камнями. Потому их и не затянуло в ту страшную воронку. Да и наши вещи, по счастью, отшвырнуло достаточно далеко – мы их еле нашли… Зато вот этот сундук сам долетел до берега, за что ему большое спасибо – там нашлось немного сухих вещей.
Одинг засмеялся, и Углет, сидевший возле этого самого сундука, видимо догадавшись о чем говорит брат, тоже улыбнулся и закивал головой, то ли приветствуя Нафина, то ли подтверждая слова Одинга.
– А они почему там сидят? – Нафин покосился на людей.
Одинг в сердцах махнул рукой.
– Пусть сидят! Увидели наши крылья, испугались и боятся до сих пор! Уж мы к ним и так, и эдак, но они только головами трясут и мычат. Даже еду брать отказываются.
– Еду? – оживился Нафин. – А у нас что, есть еда?
– Есть, отчего ж не быть. – Одинг самодовольно улыбнулся. – Мы тут на славу потрудились, вытаскивая из воды все, что можно было спасти. Вот, подожди, я тебя сейчас угощу. Но много не дам. Во-первых, тебе много сразу и нельзя, а во-вторых, неизвестно сколько времени мы будем добираться до ближайшего поселения, так что еду придется экономить.
Он порылся в отдельно стоящем коробе и протянул Нафину приличный ломоть хлеба, яблоко, сосуд с водой и немного рассыпчатого сыра, завернутого в зеленый лист.
– А где Хама? – спросил Нафин, жадно набрасываясь на еду и отгрызая огромные куски то от хлеба, то от яблока. – Я же, кажется, доставал его из воды.
– Он сначала нам тут помогал, а незадолго до твоего появления пошел разведать, что там дальше, – ответил Одинг. – Неизвестно, что это за берег такой, и кто в этих местах управляет, а кавестиор, судя по всему, пройдоха знатный и осторожный. Если есть что-нибудь в округе – все разнюхает. Вот Табхаир его и отправил.
Нафин с сожалением отправил в рот последние крошки сыра и только тут сообразил, что старец до сих пор не сказал ему ни слова. Более того, держался в отдалении, поглядывая искоса, с опаской. «Что это с ним? – удивился юноша. – Боится он меня, что ли?». Но тут же догадался: «Ах, да! Пояс Силы! Я же надевал его, и Табхаир теперь опасается, что со мной что-то не так!».
Нафин прислушался к себе, однако, ничего особенного не ощутил. Все было, как обычно, только чувствовал он себя бодрее, чем ожидал. Но, разве это плохо? Скорее, он бы сказал, что перемены произошли с самим Табхаиром. Никогда еще не видел Нафин, чтобы бывший бог выглядел так жалко. Как будто какие-то гигантские руки выкручивали старца, отжимая из него воду, да так и оставили – совершенно измятого.
Впрочем,