Снег. Орхан Памук
жизнь под землей на одной из станций-призраков берлинского метро, заброшенных из-за холодной войны и Берлинской стены. Когда поезд проносился между станциями «Кройцберг» и «Александерплац», сидевшие в вагоне турецкие социалисты-пенсионеры на мгновение почтительно вставали, подобно стамбульским мафиози былых дней, которые всякий раз, проезжая через Арнавут-Кёй[26], приветствовали одного легендарного гангстера, некогда исчезнувшего в тамошних водах со своей машиной. Даже если в момент этого приветствия находящиеся в вагоне политические эмигранты не были знакомы, они краем глаза поглядывали на своих попутчиков, приветствующих легендарного, но проигравшего свою битву героя. Так Ка случайно встретил в вагоне берлинского метро Рухи, который когда-то постоянно критиковал своих левых друзей за то, что они не интересуются психологией, и узнал, что он участвует в экспериментах, изучающих, как воздействует на целевую аудиторию реклама нового сорта пиццы с бастурмой, которую собирались продавать мигрантам-рабочим с самым низким уровнем дохода. Самым счастливым из политических эмигрантов, которых Ка знал в Германии, был Ферхат: он вступил в РПК, с националистическим рвением нападал на офисы «Турецких авиалиний», бросал «коктейль Молотова» в здания турецких консульств перед камерами CNN и учил курдский, мечтая о стихах, которые однажды напишет. Других людей, о которых со странным любопытством спрашивал Мухтар, Ка или давно забыл, или слышал, что они, как и многие другие из тех, кто вступил в банды, работал на секретные службы или занялся иными темными делами, исчезли или, вероятно, были тихонько убиты и брошены в воду какого-нибудь канала.
При свете спички, зажженной его старинным приятелем, Ка увидел призрачные силуэты предметов обстановки губернского отделения партии, старый журнальный столик, газовую печку. Он встал, подошел к окну и стал с восторгом смотреть на снег.
Снег падал очень медленно, большими восхитительными снежинками. В том, как медленно и обильно он сыпал, в его белизне, столь явной в неясном голубоватом свете, непонятно откуда исходившем, была некая сила, вселяющая покой и уверенность, и еще было восхищавшее Ка странное изящество. Он вспомнил снежные вечера своего детства – когда-то в Стамбуле от снега и сильного ветра тоже отключалось электричество, в доме слышалось испуганное перешептывание, заставлявшее сильнее колотиться детское сердце, и восклицания «Сохрани, Аллах!», а Ка чувствовал счастье оттого, что у него есть семья. Он с грустью наблюдал за еле бредущей под снегом лошадью, запряженной в повозку. В темноте можно было заметить, как животное напряженно крутит головой из стороны в сторону.
– Мухтар, ты все еще ходишь к шейху?
– К глубокочтимому Саадеттину? – спросил Мухтар. – Иногда. А что?
– Что это тебе дает?
– Там я чувствую, что у меня есть друзья, и они пусть немного, но любят меня. Шейх мудрый человек.
Но Ка почувствовал в голосе Мухтара не радость,
26
В прошлом городок на европейском берегу Босфора, ныне один из районов Стамбула.