Связывание. Татьяна Уржунцева
быть лучшей. Опять же, процесс разработки идеальных способов убийства затягивает. Кровь и на ее руках.
Ладно, что толку жалеть о прошлом, которое уже нельзя изменить. Нам остается только настоящее.
Магда пристальнее вгляделась в картинку.
И кусты, и трава тоже выглядели неуловимо неправильными.
Плохо. Очень плохо.
Если ее защитные заклинания будут продолжать ветшать, скоро перемены в их жизни не ограничатся драконами.
Глава 16. Тэсса.
Прошлёпала босыми ногами по деревянному крылечку бани, от крылечка – до дома. Порадовалась, что не поленилась позвать столяра, чтобы тот наладил деревянные подмостки. Скрутила привычным движением в пучок сырые волосы.
Провела ладонями по чистой юбке, которую недавно сшила и вышила цветами – а казалось, уже в прошлой жизни.
Кинула взгляд на веревку, на которой развевались старательно отстиранные простыни и одеяла. Спину ломило после целого дня стирки. Ну что же, сама накопила, никто не заставлял.
Тэсса весь день старательно приводила в порядок запущенный дом и себя, только бы не думать об увиденном, дать ему время уложиться в голове. Но не вышло – стоило закрыть глаза, как перед ними ехидно покачивался яркий зеленый листик с капелькой крови, просверливший лицо потерявшего человеческий облик пьяницы.
Тэсса зябко обхватила себя руками, несмотря на тёплый летний вечер. То ли сходить к Доре, попросить у неё вишневой наливки? И пожаловаться ведь некому, а кто такое будет слушать, скажут – совсем с ума сошла, можно ее понять, вечную вдову.
Поговорить с Магдой? Ой, нет, все что угодно, только не это. Тэсса представила вскинутую старческую бровь и это ее вечное брюзгливое выражение на морщинистом лице, а самое главное – тот страх, который охватывал ее при одной мысли о старухе, сам по себе нелепый и беспричинный, но непреодолимый, и сходу отказалась от этой мысли.
Сходит, попросит наливки. Заодно поболтает с Дорой, все легче будет на душе. Собрала того— сего, куриных яиц, овощей, чтобы с пустыми руками не идти.
Уже было подошла к калитке, как увидела бодро пылящего по улице деда Коконю.
Дед Коконя жил в деревне сколько Тэсса себя помнила, и сегодня был таким же, как всегда – огненно-рыж, пятнисто-сед, изрядно помят, изрядно подпит, немного не в уме и наверняка общителен. И абсолютно беззлобен и благодушен.
Только вот на нелепые – вот помню я годы-то свои молодые! – дедовы разговоры и его ещё более нелепые заигрывания после всего произошедшего не было, кажется, абсолютно никаких сил. Нет, в целом Тэсса к Коконе относилась хорошо – он рассказывал чудесные и неправдоподобные байки про жителей гор, про зверолюдей, про волшебство. И она всегда жалела его, когда он, завравшись, оговаривался, как он заснул на дереве – ясно же, что в дедовы годы ни на какое дерево уже не залезть и уж тем более не заснуть там и не слезть. Совсем старый умом становится плох.
Но в бесхитростном, смешном и привычном до оскомины Коконе