Мафия. Замуж за главаря. Анастасия Белова
девчонка, которая лучше моих парней стреляет! Да она мне способна составить конкуренцию! Я смотрел на львов лишившихся глаз и удивлялся, как у нее рука не дрогнула.
Стремно, когда пули свистят у твоей головы, а стрелок баба. Телка за рулем – жди беды, а тут девка со стволом. Она Лима подстрелила целенаправленно. Хотела бы убить, не промахнулась. Будь в ней меньше жалости, все моих ребят бы уложила. Я был в бешенстве, но при этом восхищался ею. Хотя, больше не позволю Агате размахивать пистолетом. Ребята могут потом и отомстить.
Подняться в спальню не было сил, от боли выступил пот на висках. Постоял возле лестницы, с трудом добрался до комнаты. Меня нужно было обезболить. Ненавижу чувствовать себя слабым. Девчонка закрылась в туалете. Вот зараза! Специально что ли? Ждет, когда я сдохну?
Увидев разбитые колени, локти, следы пальцев на лице в глазах потемнело, но уже не от боли, от злости. Я бы в тот момент мог застрелить Рыжего. Чтобы взять себя в руки принялся обрабатывать раны на ее нежной белой коже. Желание путало мысли, гасило злость. Оставлять безнаказанным Рыжего не собирался. Пусть не забываются, кто тут главный. Одному с рук сойдет, другие расслабятся. Без моего позволения они дышать не смеют, не то что руки распускать.
Я на эту нетронутую девочку положил глаз. То что она невинная, почти не вызывало сомнений. Она так симпатично краснела, когда я спросил ее о мужиках. Никто не смеет трогать синеглазку, кроме меня. А еще не определился, что с ней делать. Интересная девочка, пока не хотел ее отпускать.
Злость заставила забыть о боли. Приказал брату позвать Рыжего и остальных ребят в кабинет, чтобы знали, что бывает с теми, кто забывается.
– Это тебе за то, что просрал пушку! – нанося удар за ударом. – Это за то, что забыл кто здесь главный. Я тебе отдавал приказ наказать девушку? – еще серия ударов.
– Нет, – хрипя и сплевывая кровь.
Силы уходили. Боль была такая, что я сжимал до скрежета зубов сжимал челюсти, чтобы сдержать стон.
– Отвезите его в больничку, пусть залатают, – еле держась на ногах, отдал приказ.
В глазах темнеет. Падаю на диван, когда в кабинете никого кроме Владимира никого не остается…
…
Просыпаюсь за окном темно. Все еще слабый, но живой. Кто-то заботливо положил под голову подушку и накрыл. На столе горит ночник. В моем кресле поджав под себя ноги, спит синеглазка. Рядом стоит штатив с пустой бутылкой. Поднимаюсь с дивана, нужно отлить. Боль терпимая, значит обезболила.
– Может, ты не будешь ходить? – недовольно произносит брат, входя в кабинет. В руках тарелка с бутербродами и горячий чай.
– Мне в туалет надо, – недовольно.
– Уснула? Хотел, чтобы она поела, – ставя тарелку и кружку на стол, произнес младший брат.
– Переложи ее на диван и укрой. Пусть спит.
Умылся. Вышел из уборной. Агата лежала на диване. Дыхание ровное, наверное, даже не проснулась. Совсем молоденькая. Красивая. Дух захватывает, организм остро реагирует. Прилечь бы рядом прижаться…
– Там Олег приехал, – вернулся