Великий артефакт преодоления счастливой жизни. Надя Тевс
идти строем, с удовольствием подыгрывая мужу в его настроении.
– Как вам эта красотища-а? – Андрей отошел в сторону, и мы увидели перед собой спрятанную за пушистыми елями среди обилия разнотравья земляничную поляну.
Это было удивительное зрелище: маленькие кустики земляники прятались под высокой травой, воздух был настолько пропитан ароматом ягоды, что казалось, как будто ты ее ешь. Вокруг тишина… Только пение птах и пчелиный звон.
– Они настоящие? – первой произнесла Ришка. – Как у бабушки на подносе?
Очевидно, ей вспомнился сюжет Жостовского подноса31, используемого свекровью как подставка под самовар.
– Конечно, настоящие, законсервируем лето – и всю зиму будет жить оно в банке с вареньем, – засмеялся Андрей и протянул дочери собранную в ладошке ягоду. – Лопай давай, ребенок. Завтра в Москву опять поедем, будет у вас с мамой время на твои аттракционы в парк сходить.
Время от времени мы приезжали в госпиталь, проходили очередное, ни к чему не приводящее обследование, а в оставшееся время гуляли по Москве: забредали в музеи, слушали музыку в парках, катая дочь на каруселях.
***
Москва, август, 1996 год
– Вы бы сдали на гистологию, – рядом остановилась миловидная женщина в белом халате с бейджиком на груди – заведующая отделением.
– Что это такое, «гистология»?
Название мне показалось пугающим. Где-то я его раньше слышала.
– Мы сейчас возьмем анализы. Приезжайте через неделю.
Андрей вышел из процедурной веселый.
– Поедем, еще успеем в магазин, в который ты хотела, до электрички есть время.
«Гистология – это что-то из онкологии», – крутилось у меня в голове. Онкология – это ведь не страшно. В 91 году мне довелось частично столкнуться с ней. В груди нашли небольшую опухоль и отправили на пункцию в Воркутинский центр хирургии, вестибюль которого был переполнен странного вида женщинами: худыми, изможденными, в платках и повязках. Но я не успела толком присмотреться и испугаться, как все было кончено: уже вечером меня отпустили домой.
В поезде нам с Андреем попались крайне веселые попутчики, которые, узнав, что я переживаю, без конца травили анекдоты.
– Раз – и все! – смеялся Андрей, изображая бегемота из сказки Сутеева32, которую он не так давно читал на ночь дочери. – Что ты, Булечка, раз – и все.
Через несколько дней я получила заключение, что моя опухоль оказалась доброкачественной, и на фоне этой радостной новости все пугающие картины, виденные мной в Воркуте, моментально померкли.
***
Москва, сентябрь, 1996 год
Схожую радость и облегчение я испытала, получив заветный листок с диагнозом «саркома». Ведь не рак же! Всего лишь какая-то саркома. Бывает фиброма, миома – да мало ли их, этих «-ом». Полная ерунда! Конечно, сейчас это выглядит очень наивно, но тогда у нас не было доступа к интернету, чтобы загуглить незнакомое слово, а в народе было не принято говорить о раке, как будто
Русский народный художественный промысел росписи металлических подносов, в основе которой лежат сложные композиции из цветов и ягод.
Речь идет о сказке Сутеева, главный герой которой, Бегемот, очень боялся прививок.