Бедовый месяц. Марина Владимировна Ефиминюк
атительными рекомендациями. И ведь срабатывало!
Сейчас об опасности кричала идеально вычищенная бронзовая ручка на двери в личные покои хозяина. Ее следовало нажать, чтобы войти, но в комнате личного помощника точно не ждало ничего хорошего. Кроме, разумеется, Филиппа Торна. Тот был хорош собой во всех смыслах. Это признавал даже сам секретарь, вообще-то с юного возраста интересующийся исключительно женщинами.
– Вилсон, я слышу, как вы топчетесь под дверью, – прозвучал спокойный хозяйский баритон. – Заходите.
Перехватив покрепче тяжелую кожаную папку, секретарь приоткрыл дверь и проник в покои. В них все говорило о богатстве: сдержанные цвета в интерьере, мебель красного дерева. И высокий мужчина перед напольным зеркалом в полный рост тоже олицетворял богатство.
Как однажды Вилсону сказали, «от мага Торна пахнет старыми деньгами и древней магией». От Филиппа, вообще-то, пахло абсурдно дорогим благовонием. Личный помощник сам его заказывал в парфюмерном ателье на площади Сендан по цене своего ежемесячного жалованья за один флакон. Но в целом он понял, о чем тогда говорил собеседник. Дай бог памяти вспомнить, кто это был…
Точно! Миранда Фарнет! Любовница Торна…
Ей-богу, лучше бы не вспоминал эту ведьму, чтобы не накликать.
– Господин Торн, я знаю, что вы собираетесь в театр, но дело не требует отлагательств.
Филипп посмотрел на него сквозь зеркальное отражение. От ледяных хозяйских глаз хотелось немедленно закопаться под наборный паркет или спрятаться под шерстяной ковер с неброским рисунком.
– Если дело безотлагательное, почему вы молчите? – мягко спросил Торн. – Говорите, пока собеседник готов вас слушать.
Почему-то рядом с этим человеком Вилсон (между прочим, лучший за последние десять лет выпускник юридической академии) начинал чувствовать себя бараном. В смысле постоянно блеял, терял связность мысли и завороженно следовал в ту сторону, какую ему указывали.
Хорошо, что Торн пока не указал ему на дверь дорогого особняка. Жить в этом доме было сплошным удовольствием. В смысле было бы, не живи в нем высший маг. Видимо, дело в энергии, которую излучал этот человек. Он просто стоял перед зеркалом, поправляя запонки, а воздух вокруг него словно бурлил.
– Ваша драгоценная тетушка завтра планирует нанести визит! – выпалил Вилсон, потому что понятия не имел, как озвучить исключительно деликатную проблему, решение которой затягивать больше не следовало.
– Что Марджери забыла в столице?
– Вы не ответили ни на одно ее письмо о женитьбе.
– Что не так с моей женитьбой? – Филипп выразительно заломил левую бровь. – Я же сказал: обряд в декабре, свадебное путешествие на курорт в Эрминские горы – не больше двух недель. Остальное на ее откуп.
– Но невеста… – Вилсон почувствовал, что, подходя к сути вопроса, начинает терять и голос и решимость.
– А с ней какая проблема?
– Как вам сказать…
– Говорите как есть. – Хозяин определенно начал раздражаться, пусть и не допускал раздосадованных интонаций. Он не любил глупцов. – Сейчас только июль, рановато для предсвадебной истерии. Отправьте ей нюхательные соли.
– Некому посылать!
– Она вернула обручальный браслет?
– Вы еще не выбрали, кто будет носить этот браслет! – в отчаянье воскликнул Вилсон, на секунду зажмурившись.
Повисла страшная пауза. Личный помощник приоткрыл сначала один глаз, потом второй глаз. Впервые за год верной службы он увидел в лице надменного высшего мага, обычно держащего себя так, словно в комнате он самый умный, просто нечеловеческое недоумение.
От этого Вилсон сам чуть не впал в истерику и едва не полез в карман за собственной баночкой с нюхательной солью. Святые заступники, он был готов эту самую соль сжевать!
– Не выбрал что? – на всякий случай уточнил Филипп, видимо, отказываясь верить в неловкость.
– Кого… Невесту, – осторожно поправил секретарь и немедленно протянул трясущуюся в руках папку. – Я взял на себя смелость и забрал из вашего кабинета папку с портретами кандидаток, которую месяц назад прислали от свахи.
Торн коротко кивнул в сторону письменного стола, видимо, смирившись, что без невесты ни в декабре, ни в любой другой месяц не сможет отдать священный семейный долг. Секретарь подозревал, что самый завидный холостяк столицы, может, не отдавал бы его еще лет пятнадцать кряду, но отцовское завещание обязывало.
– У нас десять минут.
– Полагаю, этого будет вполне достаточно! – обрадовался Вилсон и поспешно разложил папку на столешнице, случайно сдвинув в сторону письменный набор из розового мрамора с золотыми жилками.
Без особого интереса Филипп принялся просматривать портреты и скользить быстрым, словно небрежным, взглядом по описаниям. Со стороны могло ошибочно показаться, будто он читал по диагонали. Но Вилсон-то знал, что хозяин оценивал каждую написанную почти каллиграфическим секретарским почерком