Национальная Россия: наши задачи. Иван Ильин
как бы «висли» на троне, но не составляли его социального и политического фундамента. И в тот момент, когда трон формально «замолк», оказалось, что монархисты рассыпались прахом и сошли на нет.
Монархически строй сокрушился в России потому, что русский императорский трон имел в стране историческую традицию правосознания, но не имел идейного и волевого кадра, дальнозоркого, сплоченного и способного к активным выступлениям. Русские монархисты обязаны осознать это, с горечью и скорбью признать это, осудить себя и не возвращаться более к этой «политике» пустых фраз и хвастливой пропаганды. Реальная политика не делается ни словами, ни резолюциями, ни восторгами, ни поздравлениями; тем более она не делается пустословными и заведомо неправдивыми уверениями, будто «нас тьмы, и тьмы, и тьмы»… С этим надо покончить: монархист повинен своему Государю не хвастовством и обманами, а правдою и грозно-честным служением.
Монархической партии в истинном смысле этого слова в России не было уже вследствие того, что самая политическая культура страны была в этом отношении первобытна: она только еще начинала завязываться, крепнуть и находить свои формы. Самая идее «политической партии» находилась вплоть до 1905 года под запретом. До тех пор русские политические партии могли существовать и работать только нелегально, без разрешения или даже в запрещении; и те из них, который вступили на этот путь раньше, могли бы уже иметь, казалось бы, некоторый организационный опыт. Однако, и их опыт оказался скудным, беспомощным и бездейственным. Достаточно вспомнить, напр., что социал-демократы-меньшевики и социалисты-революционеры, давно уже возившиеся в своем подполье, нисколько не подумали о защите своего «учредительного собрания», не имели в запасе никаких партийно-силовых кадров и разошлись по домам чуть ли не на цыпочках, когда вооруженный матрос посоветовал на ушко их председателю и главному храбрецу Виктору Чернову кончить эту учредительную «канитель» «добровольно».
Русский человек просто не умел еще строить партию и приводить ее в движение. Правда, революционеры научились устраивать небольшая конспиративно-террористические группы и развивать их активность: тайно сговариваться, добывать деньги, подделывать паспорта, уклоняться от полицейской слежки, менять конспиративные квартиры, давать нелегальные ночлеги и явки, обходиться с револьвером и бомбою и устраивать побеги из тюрем. Но напрасно они воображали, что, усвоив все эти разбойничьи приемы, они научились политической деятельности. Ловкий «ассасин», вроде Савинкова, совсем еще не политик и вся его суетня имеет только тот смысл, что она силится помешать другому, делающему живую государственную работу. Это политическое неумение, это непонимание здоровой государственности и обнаружилось у левых партий во время того демагогического «аукциона», в который они превратили выборы «учредилки» и во время их суточного «правотворчества». После этого провала им оставалось только вернуться к своей прежней тактике: