.
изъятия происходило внесение. «Равный человек» стремился не только помочь, но и исправить. Услуга быстро стала обязательной, воспоминания вносились единые для всех, выверенные, соответствующие новой истории общества и новому образу человека. Внесение осуществляли с помощью искусственного интеллекта, эмпатам эту функцию не доверяли. Система обучения исключала возможное неповиновение программе «Равный человек», но рисковать не стоило.
Лиза не понимала, зачем люди шли в Центры, как не понимала тогда в школе, кто и почему придумал стандарты и установил грань в четырнадцать лет.
Здесь всегда грязно. Нечистоты некому убирать вот, они и скопились, обволокли улицы смрадом и туманом. О заброшенном, выцветшем от времени и запустения квартале не вспоминал никто, кроме клиентов. Постоянные уже не могли забыть дороги. И не только постоянные. Стоило прийти сюда один раз, и ты находил дорогу даже с закрытыми глазами. Шел на запах, тонкой стрелой пронзающий зловоние. Аромат с оранжевым оттенком, теплый, зовущий.
Он действительно шел зажмурившись, прилепив руки к бедрам, ставил ноги ровно по линейке: равные граждане носили светлые одежды, он не хотел запачкать брюки. Глаза приходилось открывать, если улицы оживали. Кто-нибудь обязательно тянул руки к брюкам. Скрюченные пальцы хватали воздух, из глоток вырвались стоны и однообразные горестные звуки, в основном гласные. Тела лежали в блестящих вязких лужах, еще не трупы, но уже не люди, они пытались общаться, но дар речи давно покинул их. Смердящие обитатели квартала утратили человеческий облик.
– Эй, штаны… – очередная рука в свете одинокого фонаря казалась бурой, – есть закурить…
Видимо из свежих. Не дошел домой, не смог вернуться из зловонной клоаки на чистые одинаковые улицы и найти нужный двухэтажный белый домик. Вместо этого упал на чье-то тело, опьяненный оранжевым ароматом, в грезах о сигарете, ненастоящей, выуженной из воспоминаний. Ни сигарета, ни воспоминания о ней бедняге не принадлежали, и желание закурить, само слово, от которого сжались губы и согрелись кончики пальцев, принадлежало другому человеку, давно умершему, не знающему нового мира, его даров и ограничений.
Сюда приходили за воспоминаниями и чувствами. И вязли в полученном удовольствии, а после, переполненные и истощенные – в нечистотах собственных тел, в тумане заброшенного квартала.
Не так давно, еще лет десять назад, здесь зеленел парк, с фонтанами, кованными скамьями, скульптурами. Это знание выплыло из второго или третьего сеанса, после которого он стал постоянным клиентом.
Неоновая вывеска давно выдохлась. Три буквы не светились, еще три загорались и гасли, остальные зазывали: «П….ян..ый ….ай». Потерянный рай.
Он постучал в огромную железную дверь, створка отъехала в сторону с лязгом, на улицу вырвался желанный тягучий аромат. Пачули и бергамот. Тела зашевелились, к двери потянулись десятки рук, стоны поднялись