Попаданка для Наместника Смерти. Кристина Юрьевна Юраш
произносит он холодным аристократичным голосом. «Меня тоже!», – уныло замечает садовник, застегивая штаны. «Вы оскорбили меня своим присутствием!», – холодно произносит аристократ. «Где? В вашем доме, или в вашей жене?», – замечает скромный мускулистый садовник. Аристократ гневно идет в комнату, находит платье жены, снимает штаны и… «Сударыня, полюбуйтесь! Это выражение моего неудовольствия!», – изрекает он, показывая на свежую кучку… Ой!
– Простите, – смутилась я, заметив, что перестала читать. – Извините… Просто… Так! На чем я остановилась? Эм… Я помню, как дала тебя неделю. А потом ты приполз… Весь раненый, несчастный. Я тебя выходила… Помню, как ты ползал по мне… Как водил по лицу своим хвостиком…
Я уже слишком много знала про эту личность с перстнем. Слишком много! И про то, что как мужик он так себе…
Удивляло ли меня? Эм… Ну не совсем. У каждого свои причуды. Если брать в пример моих соседей, то это еще так, ерунда. По вечерам она квасила капусту. Он просто квасил. Все звали его Квасилий Федорович, а ее Квасилиса Петровна. И никого уже не смущало, если, случайно открывая двери, ты видишь Квасилия без штанов. Он мог лежать прямо на лестничной клетке, не доползя до «тук-тук, я в домике!» буквально полметра. Но всегда строго головой на север. Видимо, когда-то они мечтали об одиноком домике в поле. Поэтому все делали громко и шумно. Настолько, что Петюня с первого этажа спрашивал маму: «А посему Тетя Квася блеет хомяка! Ему зе холодно!».
Ой, я опять зависла! Так-так! Тут еще немножечко осталось!
– И терся об меня… – мужественно продолжала я, сглатывая нервы. – Я очень по тебе скучаю, мой любимый… Так скучаю, что словами не передать… Я бы все отдала за то, чтобы ты снова был рядом… Целую, твоя Ж.
Я помолчала, как бы давая понять, что чтение закончено. У меня горели уши. Они, видимо, были непривычны к чужим секретам. Что делать дальше с письмом я не знала. Наверное, нужно его отдать…
Как неловко! Я подошла к креслу и протянула письмо. Голова повернулась в мою сторону. Ему на вид было под сорок. О возрасте напоминали только несколько тонких морщин на лбу и седая прядь волос, заблудившаяся среди темных прядей. Она всем видом намекала, что она тут случайно. И что как мужик я еще вау-вау-вау…
Я почему-то безотрывно смотрела на эту прядь. Это смотрелось как-то … интересно и слегка странно. Холеное лицо, тонкий «аристократичный» нос с хищными крыльями мне тоже нравился. Глаза у него напоминали чай. Не крепкий, нет. Средний. С чаинками.
Словом, все в нем выдавало … «Породу!», – вспомнилось мне странное, и всегда казавшееся неуместным, слово. Если бы я сравнивала его с собаками, то это был бы датский дог. Причем, «датским» он становился сразу, стоило ему войти в помещение, где была бы хоть одна не слепая женщина.
Темные брови поднялись и вопросительно изогнулись.
– Это вам, – протянула я дрожащей рукой письмо. И тут же вспомнила про вежливость. – Примите, уважаемый Маркиз!
«Не забудь про реверанс!», – послышался внутренний голос. – «Маркизы любят реверансы!».
Взгляд,