Цветы лазоревые. Юмористические рассказы. Николай Лейкин
Но и она должна все это чувствовать и на нос себе мотать. Ты, примерно, поедешь летом в Нижний на ярмарку, а ей вдруг в голову вступит, что ты там гульбу затеял с арфянками, да она и вздумает завести себе друга милого… Тогда что?.. Конечно, у нас этого случиться не может, потому что мы живем все вкупе, не поделимшись, – прибавил он. – Ты уедешь, так я останусь и следить буду… А ежели я умру?.. Так вот, значит, и лучше дело-то, коли она мое наставление послушает.
– Никогда мне ничего этого вздуматься не может, потому я на верность Петра Митрофаныча вот как на эту каменную стену надеюсь… – отвечала молодая женщина и улыбнулась, отерев слезы.
Муж, увидя оборот дела со слез на улыбку, шутливо погрозил жене пальцем.
– Смотри, Еленушка! – сказал он. – Как что услышу про тебя – сейчас разведусь с тобой. Ты ступай в сторону, а я – в другую.
– Врешь, брат, не разведешься, – сказал старик. – Что раз связано, то уже не развергается. Вот оттого-то бабы и балуются, что им разные мысли о разводе внушают. Не развод тут нужен, а запереть спервоначала жену в темную на недельку, а потом из хорошей-то жизни да в черное тело и пересадить впредь до исправления. Была барыней – пусть взаместо кухарки действует. Сидела в чистой горнице с кедровыми орехами в руках – в кухню ступай и возись около печки с ухватом.
Сын вздохнул.
– Так-то оно так, папашенька, а только ежели такой грех с женой случится, то мужу-то после всего этого и глядеть на нее противно будет. Ведь такого грехопадения с ихней женской стороны чувствительному мужу и забыть нельзя, так, стало быть, самое лучшее – паспорт в руки и с глаз долой, на все четыре стороны.
– А ты не допускай до грехопадения. Как завидишь первые коварные улыбки с ее стороны – сейчас и осаживай ее в черное тело. Осадил – тут ей и есть время в размышление о себе прийти. Поверь, с двух недель опалы шелковая будет.
– Нет, папашенька, я с вами не согласен. Лаской надо, ласка лучше.
– Ласка лаской, а строгость строгостью. Знаешь, из-за чего у нас в женском сословии все эти грехопадения теперь завелись? – спросил старик. – Из-за того, что семьи дробиться начали. Как сын женится – сейчас от отца в сторону и кустиком жить. Когда в старину сыновья женатые от отцов не отделялись, и жены у них страх Божий помнили, потому – семья была огромная, каждый друг за другом смотрел и следил, а над семьей старик начальствовал. Во многолюдии заневолю не сблудишь, все на виду. Сидели больше дома, по клубам и театрам не мотались, чужих людей видели мало, так заневолю и соблазна не было. А теперь, как молодые муж да жена, от главного древа отделившись, как два перста живут да по клубам мотаются – так вот и баловство пошло. Муж в лавке или на должности, а жена дома одна – вот у ней сейчас и начинаются мечтания о клубском кавалере. А от мечтаниев и до греха недалеко. А старших-то в доме нет, а присмотреть-то некому. Вот отчего женские-то безобразия у нас начались, – закончил старик, придвинул к невестке свой стакан и сказал: – Нацеди.
– Внакладку или вприкуску прикажете? – спросила она.
– Второй стакан, так уж, знамо