На Волховском и Карельском фронтах. Дневники лейтенанта. 1941–1944 гг.. А. В. Николаев
в это самое время. Именно в 4 часа утра. Германские самолеты бомбили наши города: Киев, Минск, Севастополь, Новороссийск и другие. Армия вермахта перешла рубежи наших границ.
Началась ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА!
В середине июля, числа не помню, получил я повестку, в которой предписывалось мне явиться с вещами на сборный пункт по адресу: «Село Алексеевское. Станция Москва-Товарная. Имея при себе…»
Я держал повестку в руках, читал написанное. А внутренний голос так внятно, внятно приказывает мне:
– Беги срочно на Кировскую, 15! В райвоенкомат.
И я побежал!
Во дворе столпотворение: вой баб, вопли детей, пиликанье гармошки.
У дверей комиссариата часовой.
– Тебе чего?
А я и не знаю «чего»?!
– Мне это. К комиссару надо! – выдавливаю я из себя.
– К комиссару?! – удивляется часовой. – Попробуй!
И я прохожу в дверь. На лестнице, в коридоре толпы людей. Как говорят, яблоку упасть негде. Протискиваюсь. За столом полковник: четыре шпалы на малиновых петлицах. Судя по всему, не спит уже которую ночь.
– Тебе чего?! – спрашивает меня.
– Вот, – говорю, – повестку получил!
– Ну. И что?!
– Так. Мне идти?!
Очевидно, этот дурацкий вопрос что-то пробудил в сознании сидевшего за столом полковника.
– А… Ты-то. Кто такой есть?
А я не знаю, «кто я такой есть…»
– Вот, – говорю, – школу окончил, десятый класс.
– Так! – произнес полковник. Внутри этого человека вдруг что-то изменилось. – Дай-ка сюда повестку-то! – И куда-то в сторону: – Эй, там… Подполковник… Остаешься за меня… Не отставай!.. – Это уже было ко мне…
Проталкиваемся сквозь толпу… Во дворе стоит эмка… Садимся…
По Сретенке, по Первой Мещанской, по Ярославскому шоссе с сиреной, на красный свет светофоров, вплоть до Алексеевской-Товарной…
А там уже идет погрузка в эшелон… эмка встала… Полковник выскочил и побежал к тому, кто читал список… Я еле поспевал следом…
– Ты, старый дурак, кого набрал?! – слышу я. – Приказа Верховного не понял?!. Смотри!..
И… Тот, кто читал список, естественно «помянув чью-то мать», стукнул себя по лбу…
И вдруг истошно заорал:
– Окончившие десять классов средней школы, студенты вузов, научные сотрудники с высшим образованием пять шагов вперед. Марш!
Вот так я и получил отсрочку «до особого распоряжения». Согласно приказу следовало «направлять означенный контингент в военные училища».
Лето я работал токарем на заводе «Борец», а осенью был принят в число студентов второго курса Московского училища живописи на Сретенке, в мастерскую Антона Николаевича Чиркова.
Так Промыслом я избавлен был от трагедии сорок первого года, когда погибли многие из моих близких друзей. Да! Я не познал горечи отступления в сорок первом. И мера испытаний была определена мне Свыше по слабым моим мальчишеским силам.
20