Пандемия любви. Элеонора Акопова
обзванивая эти самые предприятия и учреждения и предлагая себя в самых различных качествах, исключив лишь короткий список наиболее древних профессий, обычно обозначаемых незадачливыми соискателями вакантных должностей формулировкой «интим не предлагать».
В результате по истечении означенного времени я нимало не продвинулась в своём трудном деле, зато составила примерное представление о том, что же должна чувствовать представительница вышеупомянутой профессии на исходе напряжённого рабочего дня. Или, наверное, ночи. Этого я точно не знала.
Тщетность и бессмысленность подобной попытки предстала передо мной с такой ошеломляющей ясностью, что я даже расхохоталась.
«Ну что, нахлебалась, ослица?! Кто же в наше время таким образом работу ищет? Придётся тебе что-нибудь поумнее придумать. Давай-давай, шевели извилинами!» – Я прикурила сигарету и уселась на стул, подобрав под себя ноги.
Просидев в таком положении минут двадцать, я, к собственному неудовольствию, была вынуждена признать, что ни одна хоть сколько-нибудь полезная идея мою голову не посетила.
Нет, думаю, так не пойдёт. Сидеть толку мало, надо действовать. Вот только в каком направлении? Позвонить, что ли, кому-нибудь?
И тут-то меня осенило. Ну конечно же! Лёвик! Как я могла забыть о нём? Столько времени даром потеряла!
Я кинулась в комнату и, лихорадочно порывшись в сумке, извлекла на свет божий свою видавшую виды записную книжку, с которой не расстаюсь со школьных времён. Распахнув её на букве «л», я принялась накручивать диск.
О Лёвике следует рассказать отдельно.
Во-первых, он мой очень старый друг и самый верный воздыхатель. Во-вторых – удачливый бизнесмен и человек, отлично вписавшийся в новые времена, так что «новым русским» его мешает назвать только то незначительное обстоятельство, что он, собственно говоря, и не русский вовсе, а поляк. Меня это всегда удивляло, ибо во внешности его абсолютно не просматривалось ничего славянского. Я помню, как его мать, редкой красоты женщина, с белокурыми волосами и лицом, словно выточенным из кости, смеясь, рассказывала, что Лёвик унаследовал свои чёрные как смоль, волосы и смуглую кожу от бабушки-гречанки, якобы ещё до революции похищенной и вывезенной в Россию каким-то безумным князем, от которого ей совершенно немыслимым способом помог сбежать Лёвиков дедушка, после чего и женился на ней ко всеобщему удовольствию.
Кроме того, Лёвик славился тем, что крайне редко отказывал, если к нему обращались с просьбами. Это снискало ему неизбывную любовь всех без исключения знакомых и родственников, но вряд ли сделало жизнь безоблачной, ибо, сколько я его знаю, он непрерывно находился в процессе разрешения чужих проблем.
С какими только просьбами к нему ни обращались! Устроить в институт чью-то племянницу, положить в больницу чью-то тёщу, определить на работу чьего-то зятя и прочее, прочее, прочее. Над неумением Лёвика сопротивляться чудовищному натиску оголтелых просителей я частенько едко подтрунивала,