Я человек. Ксения Медуза
что ты не был на ЭКГ.
– Ну… – Он откашлялся. – В советском союзе такой херни не было!
Я беззвучно приложился лбом к столу. Началось в колхозе утро. Бесполезно отцу говорить, что если бы не современность, то батя не смог бы так легко и спокойно рассуждать на расстоянии в семь тысяч километров о здравоохранении, пиве и политике.
– Раньше, на один рубль…
Пёс звучно зевнул, мне захотелось пожать ему лапу.
– Чё там у тебя такое?
– Собакен.
– Какая на хрен собака?! – отец повысил голос, мне пришлось отстраниться от мобильника. – Ты там совсем рехнулся?! Танька хрен тебя пустит, мы только ремонт закончили! Ты вообще башкой своей ду…
– Эй! – перебил я его. – С чего ты решил, что я с собакой приехать собрался? Я её вообще подобрал!
– Делать тебе не хрен. – Отец опять сплюнул. – Когда мужиком становиться собираешься?
Я промолчал и ещё раз без звука приложился к столу.
Ещё скажи, что я весь в мать, и ты сломаешь систему, пап.
Отец продолжал нагнетать:
– Бесполезные создания. Только жрут и срут. Справочки им, санкнижечки. Ещё и на билет тратиться…
Я встрепенулся:
– Кстати, о билетах. Ты узнал?
К сожалению, я в самолётных делах разбирался не лучше, чем в эзотерических штучках. Сама приземлённость. Батя укатил в другую часть страны после развода, когда мне исполнилось восемнадцать. Матушка в открытую высказала, что она отмучилась и может жить для себя. Как будто я её заставлял замужем сидеть. Ещё мы с отцом тогда изрядно поцапались из-за того, что я поступил после одиннадцатого класса в техникум, а не в университет. Повонять – это же святое. Мол, я бестолочь, куда ни плюнь нужна вышка, без неё никуда, балбес и по списку. Меня зацепило такое отношение. Мне восемнадцать и вообще сам чёрт не брат. Батя допилился и меня рвануло, как кузькину мать. Мы перестали общаться. В день рождения и Новый год отметились звонками – и достаточно. Прошло время, приоритеты поменялись. На сегодняшний день, кроме отца, у меня никого нет. Для него я по‐прежнему сын, пусть и не образцовый. Иронично, мне предстоит уехать примерно при тех же обстоятельствах, что и отцу.
– А, бери на ноябрь. Как у тебя с деньгами вообще?
– Более-менее.
Последние несколько месяцев я изрядно подсел на компьютерные игры, поменял одну зависимость на другую, более экономичную. Донатеров я всегда ненавидел, с ними даже в поле срать не сяду. Это как права купить, а умение ездить – нет. Но парадокс круглосуточных посиделок за компьютером в том, что вроде бы не ешь, а срака растёт.
– Всё компьютеры чинишь?
– Угу, – соврал я.
– Слушай, у меня фигня такая в ворде: когда пишу, то пробел знаки съедает. Забыл, как кнопка называется волшебная.
Я закатил глаза, потому что отец спрашивал это чуть ли не каждый раз, когда звонил. До сих пор не доходило, на самом деле он так терялся в трёх кнопках или уже подкалывал.
– Инсерт, слева от стиралки. – Мне захотелось зевнуть. – Пошёл я спать.
– Давай, чеши, Билл