Пару штрихов тому назад. Антон Тарасов
в дверях он вдруг споткнулся, повис на руках конвоиров, широко улыбнулся и растер блевотину рукавом по лицу.
– Палыч, ну чего смотришь – с твоей территории, между прочим. Иди и разбирайся. – Один из милиционеров, совсем молодой, видимо, был сыт по горло подобной клиентурой, недовольно смотрел на участкового.
– Сейчас приду – глаза бы мои не видели этого чебурашку. Ну, так что ты хотел сказать? – Участковый перевел разговор на Олега, теребя в нетерпении пуговицу на рукаве.
– Это я его убил. Но я его не убил, он жив. Он сейчас слышит нас, – быстро произнес Олег и только теперь обернулся назад, но, конечно, никого там не было.
– Кого? – Впрочем, участковый уже догадывался, о чем говорит Олег. Он понял что-то еще тогда, вечером у озера, но списал это на свою мнительность и усталость. Сейчас же все становилось более или менее ясно.
– Ну, вот видишь, как просто это было сказать. Теперь ты уже не отвертишься. Видишь, как все просто. Ты испугался меня – и все сам рассказал. – Олега этот шепот уже начал выводить из себя.
– Уйди, что тебе еще надо? Я не тебя испугался! – Олег крутил головой, не зная, куда смотреть и к кому обращаться.
Участковый все воспринял на свой счет.
– Знаешь, парень, давай-ка или я вызываю наряд и мы работаем жестко, или ты рассказываешь все как есть, не придуриваясь. Идем. – Участковый довольно грубо дернул Олега за плечо.
Еще через десять минут старший лейтенант милиции Алексей Павлович Зверев, которого все знали как Палыча, уже был в курсе всего в подробностях, достаточных для того, чтобы сделать некоторые бесспорные выводы. Олег сидел здесь же, в кабинете, на старом стуле с разодранной красной обивкой – когда-то это был очень дорогой стул. Впрочем, когда-то и Олег с трудом мог представить, что он будет вот так вот сидеть и гадать о том, как все сложилось глупо и непросто одновременно. Олега никто не задерживал, не сковывал в наручники, не запирал в обезьяннике, однако чувство несвободы, скованности, виновности просыпалось где-то внутри и душило и изничтожало все остальные чувства. Рассказывая о том, что произошло несколько дней назад, он ни слова не сказал о своих друзьях, не обмолвился и о шепоте, и о том, кого он видел тогда вечером в отражении в озере.
Вокруг суетились. Звонили телефоны. Люди приходили и уходили, садились рядом на такие же старые стулья с драной обивкой, потом вдруг вскакивали, куда-то исчезали, а потом прибегали вновь. Палыч куда-то звонил сам, ему передавали по рукам телефон из соседнего кабинета – тогда он нагибался над столом, чтобы дотянуть голову до трубки, так как длины шнура не хватало. Потом появились бумаги, много бумаг, в которых Палыч со знанием дела копался, доставая то одну, то другую, то убирая их на место.
Олег не заметил, как прошли четыре часа. Так быстро время в его жизни еще не летело никогда. Он не слышал слов, не замечал лиц, вообще забыл, где он находится и зачем. Никто не шептал больше. Пропала какая-то тревога. Перестала болеть голова.
– Вот тебе! – Вбежавший в комнату мужчина в ярости ударил