Ленин и другие играют Достоевского. Владимир Захаров
движения во всяком народе и во всякий период его бытия, есть единственно лишь искание своего Бога, непременно собственного и вера в Него как в Единого Истинного.
ТУРГЕНЕВ. Ну, с этим можно спорить… А что такое Бог, по-вашему?
ДОСТОЕВСКИЙ. Бог есть синтетическая личность всего народа, взятого с начала его и до конца. Никогда ещё не было, чтобы у всех или многих народов был один общий Бог, но всегда и у каждого был особый. Признак уничтожения народностей – когда боги начинают становиться общими. Когда боги становятся общими, то умирают боги и вера в них вместе с самими народами.
ТУРГЕНЕВ. Ваш вывод?
ДОСТОЕВСКИЙ. Чем сильнее народ, тем особеннее его Бог. Никогда ещё не было великого народа без религии, без своего понятия о добре и зле. У всякого народа своё собственное понятие о добре и зле и своё собственное зло и добро. Когда начинают у многих народов становиться общими понятия о добре и зле, тогда вымирают народы, и тогда само различие между добром и злом начинает стираться и исчезать. Никогда разум не в силах был определить добро и зло или даже отделить добро от зла, хоть приблизительно; напротив, всегда позорно и жалко смешивал. Наука же давала разрешения кулачные.
ТУРГЕНЕВ. Со всем вами сказанным я решительно несогласен, но спорить не буду. Продолжайте.
ДОСТОЕВСКИЙ. Народ – это тело Божие. Всякий народ до тех пор народ, пока имеет своего особого Бога, а всех остальных на свете Богов исключает без всякого примирения. Всякий народ верует в то, что своим Богом победит и изгонит из мира всех остальных богов. Так веровали все народы с начала веков, по крайней мере все великие народы, все сколько-нибудь отмеченные, все стоявшие во главе человечества.
ТУРГЕНЕВ. А что такое, по-вашему, великий народ?
ДОСТОЕВСКИЙ. Если великий народ не верует, что в нём одном истина, если не верует, что он один способен всех воскресить и спасти своей истиной, то он тотчас перестаёт быть великим народом и тотчас обращается в этнографический материал. Истинный великий народ никогда не может примириться со второстепенной ролью в человечестве.
ТУРГЕНЕВ. И кто теряет эту веру?
ДОСТОЕВСКИЙ. Тот уже не народ. Но истина одна, а стало быть, только единый из народов и может иметь истинного Бога, хотя бы остальные народы и имели своих особых и великих богов.
ТУРГЕНЕВ (со смехом). Догадываюсь, кто этот единый из народов…
ДОСТОЕВСКИЙ (серьёзно). Единый народ-Богоносец – это русский народ… (Неистово вопит.) И… и… неужели, неужели вы меня почитаете за такого дурака, который уж и различить не умеет, что слова его в эту минуту принимаются или как старая дряхлая дребедень, перемолотая на всех московских славянофильских мельницах, или как совершенно новое слово, последнее слово, единственное слово обновления и воскресения, и… и какое мне дело до вашего издевательского смеха в эту минуту! Какое мне дело до того, что вы не понимаете меня совершенно! О, как я презираю ваш гордый смех и взгляд в эту минуту!
ТУРГЕНЕВ (серьёзно и примирительно). Прошу прощения, я не хотел вас обидеть.