Стамбульская мозаика. Наталья Шувалова
ины. Сами по себе кусочки ничего не значат – так, осколки, местами неровные, местами откровенно некрасивые.
И только соединившись руками мастера, они становятся полотном, в котором каждый кусочек выполняет свою особенную роль, загораясь на контрастах с соседними, такими же непримечательными поодиночке кусками.
Развитие стеклоделия в Византии, пришедшее из Древнего Рима, породило на берегах Босфора совершенно особое искусства мозаики из смальты – крашенного непрозрачного стекла.
Для усиления отражающей способности мастера прошлого придумали подкладывать под кубики прозрачного стекла с оборотной стороны золотую фольгу – так появились знаменитые византийские мозаики с золотым фоном, до сих пор зачаровывающие смотрящего магическим мерцанием, словно идущим из глубины картины.
Стамбул всегда представляется мне огромным мозаичным панно. Пестрый, шумный яркий – этот город состоит из кусочков эпох и судеб. Византийское прошлое в нем соседствует с современными технологиями, османские мечети органично вписываются в современные городские кварталы, многоголосая, разноязыкая толпа течет по улицам города, рождая тот самый, неуловимый городской фон, который так западает в души всех, кто когда-либо приезжал в город. Дополняет картину удивительный золотой солнечный свет, мягко обнимающий здания – такого света, как в Стамбуле, не увидишь больше нигде в мире.
Эта книга чем-то похожа на старую мозаику – рассказы и очерки в ней не связаны между собой. В каждом из них свои герои и своя эпоха. Но все вместе они, как мне думается, способны передать атмосферу Стамбула, уникального города, стоящего несколько тысяч лет на стыке Востока и Запада.
С любовью, ваша Ната
@istanbuls_soul
Смальта Византии
Актриса на троне империи
Когда речь заходит об императрице Феодоре, говорят разное и, в основном, выдуманное.
Одни чтят ее святой, другие приписывают роль куртизанки и злодейки, да такой, что легендарная Мессалина бледнеет рядом с ней, третьи же и вовсе выдумывают небылицы и истории, с Феодорой ничего общего не имеющие.
Сегодня я иду гулять по площади Султанахмет, которую когда-то, во времена Византии и Феодоры, называли Ипподромом. Неспешно сворачиваю к Голубой мечети, усаживаюсь на лавочку, достаю книжечку Прокопия Кесарийского, единственного современника, кто потрудился описать жизнь императрицы, и чей труд признали подлинным и достоверным.
Здесь, у Голубой мечети, просто представлять – она стоит на месте, где некогда высился императорский дворец базилевсов, в котором жила Феодора.
До моего уха доносится мирный туристический гомон Султанахмет, где-то играет музыка.
Здесь очень легко на минуту закрыть глаза – и услышать сквозь время голос восстания «Ника» 532 года. Туристические голоса нарастают, сливаются, превращаясь в грозный рев толпы, налетевший ветер пахнет дымом и смертью, кто-то кричит:
– Ника!
И ответом ему несется обезумевшее:
– Ника!
Сквозь марево вечерней жары я вижу тонкий силуэт императрицы, стоящей у дворцового окна…
***
Константинополь пылал.
Сквозь распахнутые окна дворца внутрь влетали крики беснующейся на Ипподроме толпы, внося еще больший переполох в уже изрядную сумятицу. Слуги бегали взад и вперед, бестолково всплескивая руками, спешно покидали дворец, не забывая прихватывать с собой дорогие безделушки – неизвестно еще, кто теперь будет византийским императором и какая пойдет дальше жизнь, неплохо бы иметь запас на черный день.
Хотя куда еще чернее.
Рушится установленный порядок, почти утратил власть император Юстиниан, еще неизвестно, как будет править император Ипатий – кому какое дело, куда пропала дорогая ваза или жемчужные серьги, до того ли…
Лишь в одних покоях во всем дворце царил идеальный порядок – служанки, как обычно, готовили одежду для выхода госпожи, кто-то нес кувшины со свежей водой, одна из девушек срывающимся от страха голосом робко затянула песню, две другие слабо подхватили.
Невысокая женщина с бледным лицом и точеным станом, стоящая у окна, не поворачиваясь, одобрительно кивнула головой – продолжайте.
Она смотрела на море огня, в который превращался ее город.
Пылали великолепные дворцы на площади Августы, с ревом горел Сенат, злым, нездешним белым пламенем полыхала базилика Феодосия, огонь ревел там, еще еще недавно стояли бани Зевксиппа, пылали, выбрасывая черные столбы дыма, госпитали, и Феодора отвела глаза, стараясь не думать о больных, что были не в силах выбраться и умирали мученической смертью.
Огонь подступал все ближе, вот пламя перекинулось на Халку, передний отдел дворца.
Императрица глубоко втянула воздух, пропитанный едким дымом.
Испуганно пискнула девушка-служанка.
– Государыня, помилуйте, – губы девушки,