Бес в серебряной ловушке. Нина Ягольницер
грядой холмов, и торопясь этому навстречу, чтоб не завыть в голос от тошного ледяного страха. Вот последняя возвышенность, еще несколько дней назад изумрудно-зеленая, а сейчас ощерившаяся черными пропалинами. Конь взлетел на вершину, тяжело поводя боками, и кирасир выронил поводья.
Необъятная долина Кампано простерлась перед Годелотом, развернув в бесстыдном обнаженном убожестве рваные раны опоганенной земли и выжженных рощ.
Это были не следы войны, лишь бессмысленное, бесцельное варварство, упивавшееся разрушением, словно похотью. Замок могучей цитаделью возвышался в нескольких милях, по-прежнему горделиво осанясь стройными башнями. Зыбкие столбы дыма там и сям курились меж изломов кровель, будто прежде, когда в праздничный день граф жаловал челяди пару барашков на вертелах.
Но и издали кирасир видел языки копоти на светлых, выщербленных годами каменных стенах, провалы окон, обметанные черной каймой сажи, чье-то тело, бессильно уронившее руки меж крепостных зубцов, ворон, взметавшихся то и дело над шпилями замка и снова исчезавших за стеной.
Годелот вдруг почувствовал, что трет лицо дрожащими руками, словно пытаясь проснуться, стряхнуть навеянный лишней кружкой кошмар. И внезапно ощущение собственных пальцев, черных от золы и пахнущих гарью, сдернуло с разума мутную спасительную дымку первого потрясения. Все было наяву. Вчерашний день лежал в обугленных руинах, погребя под собой юного Мак-Рорка, гордо звавшего себя кирасиром его светлости. Под палящим солнцем на дороге, которая вела к пепелищу привычной жизни, остался одинокий растерянный паренек, надломленный колос, по случайности выброшенный из свирепого жерла молотилки.
Господи, но ведь даже в Торторе нашлась последняя живая душа… Кто знает?..
Годелот снова дал шпоры измученному коню, а жгучая лучина внезапной надежды вдруг дымно вспыхнула в груди. Лишь бы достичь этих далеких ворот, ворваться в разгромленный двор замка, и вчерашний день воскреснет… Вороны взлетают с обочин неряшливыми стаями, хрипит уставший конь. Еще всего-то полторы мили – и вдруг чьи-то пальцы бесцеремонно впились в плечи.
– Годелот! Стой! Да стой же!
Шотландец машинально натянул поводья, непонимающе оглянулся, натыкаясь на неподвижный кобальтовый взгляд.
– Пеппо?.. – прозвучало почти недоуменно, словно тетивщик возник за спиной ниоткуда. Но тот не удивился, лишь требовательно спросил:
– Годелот, куда ты несешься? Что впереди нас?
– Замок… – Шотландец встряхнул гудящей головой и нетерпеливо перехватил узду.
Что за дурацкие вопросы? Зачем мерзавец остановил его? В висках стучала кровь, воздух был горяч и полон пыли – не сглотнуть. Лицо Пеппо расплывалось в знойном смрадном мареве, и Годелот лишь видел, как быстро двигаются губы тетивщика, вздрагивают брови, и слышал голос, то резкий, то вдруг умоляющий, но не мог разобрать слов за гулом в ушах. Что он пытается сказать? И вдруг Пеппо схватил шотландца за плечи и грубо встряхнул.
– …не туда… там только смерть… не ходи… слышишь? – прорвались обрывки