Прыжок над бездной. Сергей Снегов
пространства на шарообразного незнакомца, мчавшегося за «Протеем» в его силовых полях. Эффект был ошеломляющим. Шар поглотил все ротоны. Мы увидели в этом возможность контакта, нам показалось, что ротоны – тот самый агент информации, который мы ищем. Никогда еще аннигиляторы «Протея» так скверно, по космическим нормам, не работали, скорость звездолета упала ниже навигационных границ, зато поток ротонов становился все обильней, и шар жадно поглощал их. На Виргинии «Протею» дали отдых, питание шара энергией взяли на себя местные заводы – и могу вас заверить, они трудятся на пределе.
– А каков эффект в смысле контакта? – спросил Рой.
Кэссиди пожал плечами. Никакого! Контакт – двусторонняя связь, один передает, другой отвечает. Связь, несомненно, есть – наши передачи воспринимаются. А ответов – ноль.
– Сколько энергии уже влито в шар? – спросил Санников.
– Можете посмотреть запись.
На экране появился график подачи в шар энергии. Санников воскликнул:
– Вы затратили столько энергии, что можно было изготовить десять таких шаров из чистого железа. Вы знаете, что отсюда следует?
– По-моему, отсюда следует, что шар не из чистого железа. У вас другое мнение?
– Абсолютно другое! Никакое вещественное тело не может принять такую бездну энергии не взорвавшись, не превратившись из скромного шара в пылающую планетку. Вся доставляемая вами энергия рушится в шар, как в яму, проносится сквозь него, как автомашина в открытые ворота.
– Куда проносится?
– Очевидно, в вакуум. Шар – открывшиеся в вакуум двери. В этом его загадка и в этом его значение.
Рой снова спросил:
– На чем вы все-таки основываете мысль, что внутри шара – разумные существа?
– Мы их видим, – сказал Кэссиди. – А сейчас и вы увидите.
Шар, увеличиваясь, захватил половину экрана – по-прежнему идеальная сферическая конструкция, похожая на маслянистую каплю, взвешенную в жидкости. Цвет шара менялся при каждом повороте изображения, словно и не было у него собственной окраски, а впечатления цвета привносились извне: он виделся то густо-красным, то желтел, то зеленел, синел, снова краснел. И вдруг – Кэссиди молчаливым жестом призвал зрителей к вниманию – все краски шара стали слабеть, он казался уже холодно-беловатым, потом и беловатость ослабла, теперь он был как бы затянутый туманом, и туман рассеивался – шар впадал в полную прозрачность: возникшее в нем собственное освещение сделало видимым, что совершалось внутри.
– Картинка! – удивленно бормотал Генрих.
В шаре перемещались странные фигурки, скорей силуэты, а не тела: темные, расплывчатых очертаний, к тому же менявшие форму, то круглые, то вытягивающиеся из круглых в цилиндрообразность, то превращавшиеся в блин, то сворачивающиеся змеями. Силуэты переплетались, удалялись один от другого, снова сходились, ощетинивались отростками, как будто взаимно ощупываясь,