Соль и сахар. Ребекка Карвальо
пересолила его. Вот почему и по сей день меня дразнят Соленой.
Я принесла леденцы, которые тайно приготовила по найденному в интернете рецепту, но они оказались такими твердыми, что моя одноклассница лишилась зуба.
Затем я попробовала вскипятить воду на плите в «Соли», чтобы приготовить настоящий суп, но случайно обожгла бабушке руку, когда она меня застукала. От боли она вскрикнула так, что перепугала меня, и я даже хотела, чтобы она обратилась к врачу, но она сказала, что это ерунда.
Мама узнала, что я пробралась на кухню «Соли». И что бабушка пострадала по моей вине. Она наказала меня и заставила пообещать, что я больше никогда не буду готовить за ее спиной. Собственно, ей и не нужно было этого требовать. Я наконец поняла, что приготовление пищи – не для меня, ведь всякий раз, когда я переступала порог кухни, происходило что-нибудь действительно неправильное.
Как будто я была проклята.
Когда кто-то рождается с кулинарным даром, с этой особой способностью превращать еду в волшебство, говорят, что у него от рождения золотые руки. У всех женщин в моей семье есть этот дар. Но когда подошла моя очередь, я думаю, фея была в отпуске на острове Фернанду-ди-Норонья[17], потому что я получила нечто прямо противоположное.
Мой дар – чертово проклятие неуклюжести.
3
ПЯТНИЦА, 22 АПРЕЛЯ
Мама подставляет мое запястье под холодную воду, но кожа все еще горит сердитым оттенком красного в том месте, куда брызнуло горячее масло.
– Не так уж и больно, – вру я, но мама все еще выглядит потрясенной.
– Как только тебе в голову взбрело ковыряться в сковороде металлической ложкой? – кричит она, доставая деревянную ложку из ящика. – Вот что нужно было использовать!
Наши соседи вытягивают шеи из-за прилавка, и я чувствую себя так, словно снова учусь во втором классе и устраиваю беспорядки на кухне «Соли». Мое лицо вспыхивает от смущения.
– Прости меня, – тихо говорю я.
Глядя на маму, можно подумать, будто я только что совершила преступление. С таким же успехом я могла бы это сделать. Я – дочь, внучка и правнучка знаменитых пекарей, и все же я даже не понимаю, как поджарить яйцо так, чтобы оно не взорвалось, как граната, на всю кухню. Какая катастрофа.
Мама испускает тяжелый вздох.
– Иди наверх.
– Позволь, я хотя бы помогу тебе убраться, – говорю я, протягивая руку за шваброй.
– Ты и так сделала достаточно. – Она забирает у меня швабру. – Ступай.
Я волочу ноги к лестнице, избегая зрительного контакта с кем-либо, кто был свидетелем того, как мама меня отругала. На полпути к своей комнате слышу снаружи гудки. Я оборачиваюсь, присаживаясь на ступеньку, чтобы посмотреть, кто подъезжает к «Соли». Мама выходит, чтобы выглянуть на улицу из-за пустой витрины. К ней присоединяется донья Сельма, и я ловлю взгляд, которым они обмениваются.
Мамины тонкие губы побледнели, ее глаза расширились и сияют, как будто за ними назревает буря. Ее не узнать.
Я сбегаю вниз по лестнице, перепрыгивая через
Фернанду-ди-Норонья – архипелаг примерно в 350 километрах от северо-восточного побережья Бразилии, мировой курорт.