Семьдесят два градуса ниже нуля. Владимир Санин
широкой спиной, и поэтому легкость в мыслях и порою разгульная лихость не мешали ему лавировать меж многих подводных камней, встречавшихся на его пути.
Парень Серега был, в общем-то, невредный, а штурман просто хороший. Иначе Гаврилов не брал бы его третий поход подряд. Веселый, никогда не унывающий, Серега мог в трудную минуту снять напряжение немудреной шуткой, не обижался на критику – стряхивал ее с себя, как попавший под дождь кот стряхивает капли воды, и лишь в работе серьезнел – далеко не безразличен был к оценке своего штурманского ремесла. За исключительное умение точно определиться ему прощались и безудержное хвастовство, и цинизм, от которого коробило даже воспитанных не в цветочной оранжерее походников, и неразборчивость в средствах – простительная, когда Серега, например, стащил со склада три бутылки шампанского на день рождения бати и потом обезоруживающе признался в этом, и непростительная, когда дело касалось женщин. Даже Ленька, сам не святой, испытывал неловкость, слушая откровения штурмана, а Алексей однажды вспылил и в резкой форме сказал, что, если Серега «не заткнет фонтан», пусть пеняет на себя.
Так что отношение к Попову было двойственное: его очень ценили как штурмана и не очень – как человека. К третьему походу Попов наконец заметил это, но самокритичности в нем не было ни на грош, и плохо скрываемую товарищами иронию штурман воспринял как зависть. Его шутки стали злее и не вызывали больше улыбок, а бахвальство, когда-то казавшееся забавным, раздражало. Прежде, когда Серега с точностью до ста метров выходил к очередному гурию и, радостно хлопая себя по бедрам, восклицал: «Такого штурмана поискать надо, а, братва?» – все дружелюбно смеялись над его наивным самодовольством. А в последнем походе не смеялись, потому что Серега теперь уже не просто бахвалился, а подчеркивал свое превосходство, убеждал товарищей в полной их от него зависимости.
Особенно обидно высказался он на Востоке, когда Гаврилов предложил каждому сделать выбор. Сам батя тогда вышел, чтобы не давить авторитетом, не мешать людям принять ответственное решение. Поговорили, поспорили.
– Чего там болтать попусту, все равно полетим, – заявил Попов. – И обсуждать нечего.
– Это почему? – осведомился Валера.
– А потому, что лично я лечу.
– Ну и что из этого следует?
– А то, что без меня вы через сто километров будете звать маму! – И засмеялся, весело обводя товарищей глазами, как бы приглашая их оценить его остроумие.
– Ты умеешь ходить? – спросил тогда Игнат.
– Ну? – насторожился Попов.
– Вот и иди… сам знаешь куда!..
Так что никакого секрета здесь не было.
И еще одно опасение Попова не оправдалось: положение его оказалось вовсе не таким уж унизительным. В экспедициях никакая работа не считается зазорной: даже начальники отрядов дежурят по камбузу, подметают полы, когда подходит очередь. И то, что теперь за всех мыл посуду Попов, вовсе не роняло его в глазах товарищей. Кого-кого,