На уличных подмостках. Сатира, юмор, приключения. Александр Ведров
появления доярок. Уютно устроившись под соломенным ворохом, Степан Иванович предался спокойному течению размышлений. Злаковые стебли, собранные после жатвы на корм скоту, отдавали пряным запахом золотистых хлебных полей, настраивая на благодушие. Всё-таки благородная эта работа – земледелие и скотоводство, ничем незаменимая деятельность для утверждения людского рода на земле. Ходят слухи, что у заклятых капиталистов урожаи втрое выше наших, да и с надоями та же канитель. Где они будут, надои, если порой скотину приходится содержать в траншеях с бревенчатым потолком под слоем земли? Пусть в муках и бедах, через горести и невзгоды, но держится крестьянство на колхозных наделах, кормит большую страну, ждёт улучшения своей незавидной участи…
Сквозь дрёму послышались шумные приготовления к рабочему дню, звяканье вёдрами сходившихся на утреннюю дойку молочниц.
– Агафья! Твой-то заговорил али молчит ещё? – раздался хрипловатый Дашкин голос.
Вся деревня знала, что Силантий, Агафьин муженёк, бродивший по тайге, провалился в медвежью берлогу. Обезумевший медведь, на которого во время спячки свалился Силантий, сграбастал нарушителя покоя и вышвырнул вон из своего убежища. Непрошеный гость, долго летевший по воздуху, при соприкосновении с землёй во весь дух пустился наутёк в заданном ему направлении, пока, обессиленный, не свалился наземь вдали от берлоги. Силантия, неподвижно сидящего под сосной, наутро нашли поднятые по тревоге мужики. Доставленный домой «медвежатник» утратил речь и днями не ронял ни слова.
Обсудив злободневную историю, доярки открыли прения по насущным проблемам колхозной житухи. Степан Иванович навострил уши, весь поглощённый содержательными речами, сдобренными солёными словечками. Чего только он не услышал в свой адрес! Что бригадиры у него «зажрались», а он, «председатель драный», в бригадах появляется как «красное солнышко», и что перед начальством-то лебезит, а по утрам горазд «дрыхнуть», и ещё много чего. Но пора было раздавать по стойлам корм. Едва Дашка всадила вилы в солому, как под ней раздался звериный рёв, соломенная куча зашевелилась, и из-под неё начал выбираться кто-то ужасный, облепленный соломенными клочьями…
– Медведь! – раздался чей-то пронзительный крик, и бабы ринулись прочь от страшного посетителя.
Дашка без чувств упала на месте. Выбравшийся из тайника Степан Иванович принялся было делать пострадавшей искусственное дыхание по методу «рот в рот», но получил затрещину от очнувшейся доярки. Собравшиеся скотницы перевязали подколотому «медведю» кровоточащую рану на ноге и наперебой принялись извиняться перед ним за свои неучтивые разговоры.
– Да что вы, бабоньки! Знали бы, как я вам признателен! Спасибо, мои дорогие! Теперь я точно знаю, что делать, – благодарил их председатель, стойко перенёсший острую критику, колотую рану и увесистую оплеуху «за приставание к бесчувственной женщине».
…Долгая, трудная зима осталась позади. На носу