.
номиналу.
– Почему? – адмирал Канарис удивленно поднял брови вверх.
– Он страстный собиратель марок. Получив этот экземпляр, человек поймёт, от кого, и ответит на все ваши вопросы. А как добиться его дальнейшего сотрудничества, вы догадаетесь сами.
– Она того стоит, Фриц, я согласен, – произнес адмирал, внимательно разглядывая марку.
– Мне осталось всего ничего, Вилли, так что, впрочем, вы и сами это знаете.
– Что именно знаю, Фриц? – Канарис был ошарашен таким заявлением коллеги. Он знал, что старый разведчик борется с раком, но вроде бы говорили, что лечение принесло ему облегчение.
– Россию надо разбить за кампанию одного года. Затягивать с этой страной – самая большая опасность для Рейха.
Глава шестая
Начало пути
Недалеко от Киева. Эшелон 44-й дивизии.
Штабной вагон. 22 ноября 1939 года
Еще стакан горячего чая. Третий. Сладкий, хорошо. Нужен четвертый. Есть не хочу, в горле саднит, глаза пучит еще… придавило меня знатно! Хреново мне? Еще как хреново! Откат, говорите, мозгодралы чертовы! Чтобы вам так откатывало после каждого ужина! И зачем я на это согласился? Про бесплатный сыр слышал? Вот-вот… Все-таки, если не в Жукова, ну так в Тимошенко не могли бы? На посту министра обороны я бы смог куда как больше сделать! Ведь проще было бы! Проще! Ну, да чего уж там, говорили мне, что это гусарская рулетка, вот только впечатление, что там все ячейки были с патронами… Стоп! Хватит себя жалеть. Надо сначала прояснить обстановку.
– Витя (имя всплыло само по себе), где мы сейчас?
– Час как от Киева отъехали. Вы из штаба округа вернулись такой расстроенный, да…
– Скажи, Витя, дивинтендант тут?
– Так точно. Да.
– Давай его сначала, а потом и начштаба ко мне. Уяснил?
– Так точно, товарищ комбриг… Да… можно вопрос: вам врача не надо? Вам плохо было… Да.
– Было да сплыло. Уже не больно. Выполнять!
И ординарец рванул…
Через несколько минут в купе вошел, нет, даже так, влился главный снабженец дивизии, Матвей Тимофеевич Зашкурный[23], крупный пятидесятилетний мужчина с обрюзгшим лицом, огромной лысиной, стыдливо прикрытой тремя прядками волос, да узкими колючими глазками в тонких щелочках глаз на заплывшем от жира лице. Он страдал отдышкой, лицо его быстро багровело, полнокровный и отращивающий уже третий по счету подбородок интендант не вызывал никаких симпатий ни при первом взгляде, ни при втором, ни, тем более, при третьем, а как только открыл рот и раздался слащаво-приторный голосок, наоборот, появилось какое-то чувство отвращения и брезгливости. И вроде бы всего в нем много: и лица, и тела, и патоки в каждой фразе, а все-таки что-то отталкивает, настораживает, заставляет держать ухо востро.
– Алексей Иванович! Приветствую! Как здоровьице? Вроде бы приболевши, слухи, знаете ли, слухи…
Произошел небольшой дисконнект… Это, наверное, рефлексы еще старого реципиента сказались, наложенные
Персонаж вымышленный полностью от а и до я…