Звезда на ладони. Ирина Ракша
четырнадцатого, этажа.
Но… почему-то из любопытства взяла один листок А4, сложенный вдвое. Развернула и стала читать строки, писанные когда-то чернилами авторучки. Моим несуразным пляшущим почерком… Они были разные. Порой ненужные, порой интересные даже. И… зачиталась. И про помойку забыла. Вспомнила, что многие хорошие русские писатели, которых люблю и с кем-то была даже знакома, нечто своё подобное, какие-то короткие записи, называли вполне поэтично. Например: «Затеси», «Камешки на ладони», «Зарубки», «Записки на манжетах», «Этюды», «Штрихи» и прочее-прочее.
Вот и я решила сохранить и как-то обозначить эти свои заметки. Читала и читала, порой с трудом разбирая собственный скверный почерк. Думала: «Какую же несусветную глупость когда-то писала». А порой думала: «А вот это отлично написано. Неужели же это я? А интересно, в каком же это было году?» Переворачиваю бумажку, ищу признаки времени. А-а-а, вот оно. Это же квитанция страховки на машину «жигули». Вот он год и дата подробно. И подпись моя ровненькая такая, старательная. Ещё бы – страховка, деньги! Но аварий, сколько помнится, никогда не было. Ездила я отлично. Всю жизнь. Ещё с целины на Алтае. Водить начинала девчушкой на полуторке, трёхтонке. Потом был газик – ГАЗон. По полям летала на нём, по бригадам. То весной начиналась горячая посевная, то осенью горячая жатва, пора убирать урожай. (Хотя больше любила ездить на лошадке верхом.)
А уж потом, по возвращении в Москву, была у меня вся линеечка «жигулей». Копейка, двойка, шестёрка, девятка. А этот вот застрахованный жигулёнок был тогда голубенький, и на крыше, как металлическая решётка, багажник.
Я уже вдова. Юрочка мой лежит на Ваганьково. На аллее художников. Лейкоз в 40 лет. У меня на руках осталась семья. Дочь-студентка, бабушка, ей уже за 80, любимая собака-найдёныш Ларс, три кошки, тоже спасённые. За окном – перестройка в разгаре. Горбачёв со своей элегантной женой Раисой не сходят с голубого экрана ТВ. А все книжные издательства рухнули. И свинцовый набор моей книги тоже рассыпан, рухнул. Но есть-то всем моим надо, и каждый день. И я, одевшись похуже, попроще, натянув берет до бровей, сажусь за руль и таксую на своём послушном голубом жигулёнке. То с вокзала спешу, то на вокзал, то с рынка, а то на рынок. Вожу челноков с товарными сумками, набитыми барахлом, всяких мешочников. Из Вьетнама, из Турции. С детьми и без. Тогда это всё называлось «бомбить». Вот и «бомблю» по столице, благо москвичка, да ещё в четвёртом колене, свой город люблю и знаю. Родилась я на Лиственной аллее, потом росла в Останкино, потом у бабушки – Таганка-Землянка. Потом уже с мужем – Преображенка, Черкизовская, Короленко-Стромынка. И вот наконец – аэропорт… Ой, я, кажется, что-то заговорилась и заблудилась. Пошла не в ту сторону. А ближе «к телу» надо, к теме… Так вот.
…Чаще записки мои в этой стопке без дат, случайные, безымянные. Верней, неведомых корней. И их много-много. Надо вычитывать, заниматься ими. В общем, «надо пахать». И огульно на свалку их вовсе не стоит. Только всё-таки как их назвать? Какое дать имя-фамилию? Поселить отдельной семьёй и в отдельный дом?
Думала,