Три жениха на мою голову. Лина Филимонова

      – Снег! – завопила Ксюша, вырвала у меня руку и, разбежавшись, прыгнула в сугроб.

      К счастью, снег был мягким, свежевыпавшим. Снегопад все еще продолжался. Это из-за него наш самолет задержали на целых четыре часа, на протяжении которых я бегала за неугомонной Стрекозой по всему аэропорту.

      Я устала, не выспалась, проголодалась. Мне смертельно хотелось принять душ и выпить горячего чая с капелькой травяного бальзама – Инга часто меня таким угощала. Сейчас он был бы очень кстати… Но до душа и чая еще нужно добраться. Из-за задержки Инга не смогла нас встретить, ей нужно было ехать на работу.

      Так что мы ждем такси. И мечтаем об отдыхе.

      Вернее, я мечтаю. А Ксюша с восторгом барахтается в сугробе, поднимая тучи снежных брызг.

      – Мана, снег такой пушистый! И холодный!

      “Мана” – это сокращение от “Марина”. Ксюше нравится звать меня так, и я не возражаю. Когда-то она не могла выговорить мое имя, а потом сокращение прижилось.

      Стрекоза впервые в жизни видит настоящие сугробы. У нас, на юге, снег если и выпадает, то лежит всего несколько часов. А Ксюша еще не выезжала из родного города.

      Глядя на ее счастливое личико, я почувствовала, что тоже начинаю улыбаться. Все-таки правильно я сделала, что взяла ее с собой!

      Ксюша вскочила, бросилась ко мне, потянула за руку – и вот я тоже барахтаюсь в сугробе, ощущая, как ледяная крупа проникает за шиворот и обжигает ладони. Но все равно это весело! Надо только надеть варежки.

      Мы хохотали, бросали друг в друга снежками, я показала Ксюше, как рисовать бабочку, лежа на снегу. А потом она заявила:

      – Ты будешь моей лошадкой!

      Видимо, на эту мысль ее натолкнула моя поза: я как раз встала на четвереньки, собираясь подняться. Но подняться не удалось, неугомонная Стрекоза прыгнула мне на спину и закричала:

      – И-го-го!

      Пришлось сделать небольшой круг с ней на спине. В тот момент мне было все равно, что обо мне подумают окружающие. Мы с Ксюшей веселимся, и если кому-то это кажется странным или глупым – пусть отвернется!

      Если бы я знала, что среди зрителей находится Федор…

      Не представляю, сколько времени он стоял и смотрел на наши бесчинства.

      Моя шапка сползла на глаза, я не видела, куда иду, вернее, ползу на четвереньках. И его тоже не видела, хотя почти уперлась головой в его колени.

      – Ну все, хватит. Лошадка устала, – выговорила я.

      – И-го-го, – Ксюша не хотела меня отпускать.

      – Я встаю, – предупредила я. – Слезай, а то свалишься.

      Ксюша, наконец, сползла с меня. Я поднялась, начала отряхиваться. Выпрямилась.

      И поняла, что стою в полуметре от какого-то мужчины.

      Он протянул руку, поправил мою сползшую почти до самого носа шапку. И я увидела его лицо.

      Это был Федор.

      Моя ошибка. Тот, из-за кого я пять лет назад сбежала из города.

      Выглядел он великолепно. Шикарный костюм, галстук, элегантное пальто. Небрежная, но очень стильная стрижка, легкая небритость и – снисходительная улыбка. А глаза… все такие же голубые, такие же пронзительные – до мурашек.

      Меня как будто окатили ледяной водой из ведра. Или, наоборот, обжигающе горячей. В общем, у меня перехватило дыхание, я стояла, открывала и закрывала рот, как обалдевшая рыба. И долгих несколько секунд не могла вымолвить ни слова.

      – Привет, Гаврилова, – произнес Федор.

      Все два года, что мы учились вместе, мы называли друг друга по фамилии.

      – Привет, Морозов, – сказала я, изо всех сил стараясь не заикаться.

      Он не должен заметить, что у меня подкосились колени и сдавило грудь. Мой голос дрожал, я с трудом с ним справилась.

      Сколько раз я представляла нашу встречу… но никогда не думала, что она будет такой.

      Что я предстану перед Федором уставшей и замученной, без косметики, с мешками под глазами после бессонной ночи, с растрепанными волосами, выбившимися из-под шапки. И к тому же – ползающей на четвереньках под крики “И-го-го”.

      ***

      Марина