Девушки здесь все такие милые. Лори Элизабет Флинн
Самый унизительный миг в моей жизни – когда я, спьяну пошатываясь, сползла в подвал и увидела голову Мэтта у Джессики Френч промеж ног.
Хуже всего была даже не эта похабная картинка, навеки выжженная в моей памяти. Хуже всего было то, что я встала столбом, не в силах выдавить ни слова. «Это не Мэтт», – попыталась я себя убедить – но это был, конечно, он. И, вместо того чтобы обрушить на него гнев, которого он заслуживал, я на цыпочках выскользнула из комнаты, пока меня никто не заметил, и стала поедом есть себя за собственные недостатки, из-за которых он и променял меня на великолепную Джессику Френч. «Конечно, он мне изменил, – говорила я себе. – Во мне нет ничего особенного!» Каждый комплимент, которым он когда-либо меня одаривал, взрывался в моем мозгу. Все его слова оказались ложью.
Когда Билли нашла меня на крыльце, я превратилась в хлюпающий кисель. Она обняла меня крепко-крепко и принялась честить Мэтта на чем свет стоит.
– Да ну его к черту, Амб! Я серьезно! Порви с ним да цапни напоследок побольнее!
Мы поехали домой к Билли и сочинили эпичную речь, в которой я объявлю ему о расставании, напридумывали кучу обидных слов. Я вырубила телефон и продрыхла все выходные. Когда в понедельник я увидела Мэтта в школе, он как ни в чем не бывало положил руку мне на талию и поцеловал в щеку. Я не смогла собрать в кучку нужные слова и, как попугайчик, лишь повторила за ним «я тебя люблю», ненавидя себя все сильнее с каждым слогом.
– Тебе уже лучше? – наконец выдавила я, смаргивая слезы.
– Да, хоть в себя пришел, – отозвался он. – Я подумал, что ты тоже заболела, раз не звонишь.
Самое время было толкнуть заготовленную речь, но она застряла у меня в глотке.
– Нет, я не заболела, – пролепетала я, и тут зазвенел звонок.
Я пообещала себе, что позвоню ему вечером и все выскажу, а Билли в свое оправдание заявила, что по телефону это будет даже проще. Но не успела – его эсэмэска пришла первой. «Я думаю, нам надо перестать встречаться. Прости, но мне нужно сосредоточиться на учебе». Это был нож в сердце.
Я не осталась в долгу: «Ты жалкая пародия на мужика, раз не можешь даже порвать со мной, глядя мне в глаза. Я знаю, что ты сделал». Но было уже поздно. Мои слова лишились поражающей силы. С тех пор я решила использовать парней так же, как они стремились использовать меня. Если я не буду относиться к ним серьезно, им не удастся меня ранить.
В Уэслиане я шастала по всем вечеринкам, на которые меня приглашали, не желая сидеть как прикованная с Флорой, которая почти ни на какие тусовки не ходила, хотя к нам в комнату то и дело впархивали девушки, норовившие ее куда-нибудь позвать. Каждый вечер, перед тем как она ложилась спать, ее телефон заливался песней «I don’t want to miss a thing» группы Aerosmith – рингтон Кевина, – и они болтали чуть ли не час – воркование, прерываемое всплесками нежного смеха.
Если во время этих звонков мне случалось быть в комнате, я надевала наушники и делала вид, что не слушаю, – но не слушать не могла. Разговоры у них были самые банальные: Флора