Наваждение. Ирина Островецкая
не решаясь закрыть её и приготовившись удрать, куда глаза глядят, если ему будет грозить хоть малейшая опасность. Тогда он и подумать не мог, что здесь, в детском доме, он поселился на долгие годы учёбы в школе. Он тогда ещё верил, что бабушка обязательно разыщет своего любимого внука, и обязательно приедет, чтобы забрать его обратно в деревню. Там, на самом подворье, есть его «халабуда», там есть, куда спрятаться от неприятностей в страшную минуту. Он с нетерпением ждал приезда бабушки, а пока…
– Ну, что же ты стоишь у двери? – тихо спросила Тётя. Голос её был спокоен, а карие лучистые глаза светились неподдельной добротой. – Иди сюда, малыш. Надо больную полечить, – спокойно продолжала Тётя. Костя оглянулся по сторонам и не увидел никого, кто бы стонал и охал, и кого бы надо было срочно мазать зелёнкой. Это у него, у самого, лицо пылало от кулака того толстого мальчишки. Значит, Тётя будет лечить его. Он не любил зелёнки, и бабушка никогда не мазала его зелёнкой. Она всегда прикладывала тряпицы к ушибленным местам, от чего на следующий день ушибов, как не бывало. Наверное, бабушка передала Тёте, как надо лечить Костю. Сейчас тётя достанет откуда-то бабушкину помятую алюминиевую миску, ленёт в неё настоя какой-то душистой травы, и будет прикладывать тряпицу к лицу Кости, как делала всегда бабушка, когда он прибегал домой с синяками… Это не больно, уверял он себя, но в комнату войти всё же опасался. – Ну, что же ты стоишь у открытой двери? Закрывай дверь, чтобы сквозняк нам не мешал, и иди сюда. Сейчас мы склеим книжку и оставим её сохнуть на солнышке, а вечером ты сможешь её забрать и почитать. Сам сможешь?
– Не-е… – мотнул головой Костя. – Я и так всё знаю… – прошептал он.
– Знаешь, я сегодня дежурю, и смогу тебе почитать совсем новую сказку, если ты сделаешь уроки. Вы делали уроки в школе, в которой ты учился?
– Не-а… – на всякий случай, снова мотнул головой Костя. – А чё то такое, уроки?…
Он несмело прикрыл большую, необычно белую, и очень тяжёлую дверь, и так же несмело приблизился к столу, за которым сидела добрая тётя. Ему было тяжело толкать тяжёлую дверь, чтобы она закрылась. Руки до сих пор чувствовали напряжение, которое испытал мальчишка, чтобы исполнить волю Тёти, а она уже лукаво смотрела на него и улыбалась.
«Биться не будет…» – решил он для себя и вдруг совсем успокоился.
– Ну, что, горемыка, зачем набедокурил? – с доброй улыбкой обратилась к нему Тётя.
– Не-а, я ничего не делал, я читал и картинки смотрел, а он… – упрямо мотнул головой Костя, насупившись, изобразив на лице гримасу злости, и снова сжал кулаки. Так всегда делали его братья, чтобы напугать его…
– Что, и меня побить собираешься? – вдруг весело рассмеялась Тётя, совсем не так, как хотелось Косте, отреагировав на преувеличенно-злое выражение лица ребёнка. И было столько доброты в её смехе, что мальчишка невольно расслабился и разжал кулачки. Он даже попробовал улыбнуться. Ему даже стыдно стало, что Тётя так о нём подумала.
– Не-е… –