Вино из Атлантиды. Фантазии, кошмары и миражи. Кларк Эштон Смит
ночь, в небе висела лишь одна из трех лун. Элвор тронулся в путь через засушливую необитаемую равнину, лежавшую к югу от Сарпулома, рассчитывая пересечь границу Ульфалора и добраться до одного из независимых королевств южнее экватора. Он помнил рассказы Визафмала: тот как-то раз помянул, что народы этих королевств более просвещенные и менее подвержены влиянию жрецов, чем в Ульфалоре.
Всю ночь Элвор шел, словно в тумане, а порой и в полубреду, страдая от боли в распухших конечностях и начинающейся лихорадки. Залитая лунным светом равнина покачивалась и плыла перед глазами, нескончаемая, как пейзаж из гашишных грез. Наконец взошли еще две луны, но в своем нынешнем состоянии Элвор даже не мог понять, сколько их на самом деле. В основном ему чудилось, будто их больше трех, и это тревожило его до крайности. Много часов он, шатаясь на ходу, пытался решить эту проблему и наконец перед самым рассветом впал в полное беспамятство.
О дальнейшем путешествии у него не сохранилось никаких воспоминаний. Некая сила гнала его вперед, несмотря на совершенно неживые мышцы и абсолютную пустоту в голове. Позже он не помнил ничего ни о пустынных землях, по которым часами брел сначала под лучами рубиново-алого рассвета, а затем под раскаленным, как печь, дневным солнцем, ни о том, как на закате, по-прежнему сжимая в руке пятиконечное оружие мертвого инквизитора, пересек экватор и вошел в Оманорион, владения императрицы Амбиалы.
Когда Элвор очнулся, была ночь, но он понятия не имел, что это вовсе не та же самая ночь, когда он бежал от инквизиции Космической Матери, и что с тех пор, как он упал без сил и без чувств на границе Оманориона, прошло немало сатабборских дней. В лицо ему светили теплые розовые лучи трех лун, но он не знал, восходят светила или заходят. Так или иначе, он лежал на весьма удобном ложе, не столь неуютно длинном и высоком, как то, на котором он впервые пришел в себя в Ульфалоре. Ложе стояло в открытом павильоне, над ним склонялось множество гротескных, но по-своему прекрасных цветов, что росли на обвивающих колонны лианах или в расставленных на полу диковинных металлических вазонах. В воздухе ощущалась сладковато-пряная смесь экзотических ароматов, чем-то напоминавших красный жасмин, но они нисколько не тяготили, а напротив, вызывали ощущение глубокой, приятной истомы.
Когда Элвор открыл глаза и повернулся на бок, из-за цветочных ваз вышла женщина-альфад, не столь высокая, как жители Ульфалора, – почти с него ростом, – и обратилась к нему на чужом языке, звучавшем мягче и не столь нечеловечески. И хотя Элвор не понял ни слова, он ощутил в ее голосе нотки или оттенок сочувствия, какого никогда не получал ни от кого в этом мире, даже от Визафмала.
Поэт ответил ей на языке Ульфалора и обнаружил, что его поняли. Они продолжили беседу, насколько позволяли лингвистические способности Элвора. Он узнал, что разговаривает с императрицей Амбиалой, самодержавной верховной правительницей Оманориона, обширного королевства, граничащего