Синева. Борис Александрович Алмазов
он долго промокал глаза кружевным платочком.
Ивану Карлычу много всего пришлось пережить, прежде чем он попал к Тимоше. О тех временах он не любил вспоминать. И когда мальчик приставал с расспросами, только махал бархатной лапкой и тяжело вздыхал: «Зачем ворошить кошмарное прошлое… Я счастлив тем, что под старость обрёл тихую пристань…»
Вот так они и жили. Папа и мама уходили на работу, когда Тимоша ещё спал, а возвращались частенько, когда он уже спал. Так что весь день мальчик проводил с двумя старыми своими друзьями – с Будильником да с Иваном Карлычем. С ними он играл и разговаривал, с ними смотрел телевизор и читал книжки. Бывало, что они ссорились, но не надолго, потому что любили друг друга.
«А если любишь,– говорил Иван Карлыч,– всегда помиришься…»
А ещё у Тимоши был дедушка – солдат. На стене, на фотографии. «Совсем молодой, прямо мальчик»,– говорила мама. И до того схожий с Тимошей, что мальчику иногда казалось, будто это не дедушка, а он, Тимоша, сфотографирован там, в прифронтовом лесу, у какой-то разбитой телеги.
На дедушке-солдате была старая мятая ушанка со звёздочкой, прожжённый ватник без погон, широченные штаны с заплатками на коленках, огромные ботинки на заклёпках да обмотки, в которых ноги казались кривыми и тонкими.
Тимоша любил эту фотографию. Недаром она висела над его кроватью. Засыпая, он подолгу смотрел на своего дедушку и был уверен, что солдат на фотографии видит и слышит всё, что происходит в доме, и даже знает, о чём Тимоша думает и мечтает.
А когда на фотографию падали солнечные лучи, мальчику казалось, что солдат улыбается ему и даже подмигивает: «Не горюй!» И странное дело: рядом с этой выцветшей фотографией тускнели самые яркие картинки и открытки…
Нет, не то чтобы они вправду блёкли. Просто если они случайно попадали на стенку, где висел дедушкин портрет, то сразу как-то терялись: на них никто не обращал внимания и потом даже не мог вспомнить, что там было изображено.
Даже Маленького принца, так замечательно нарисованного писателем Сент-Экзюпери, пришлось перевесить подальше. Рядом с фотографией он был чем-то вроде рисунка на обоях… А вот фотографию Тимоша никогда не дал бы убрать. Рядом с нею ему было спокойно и даже болеть было легче…
Правда, мальчику было немножко обидно, что у солдата нет ни боевых орденов, ни автомата и на боку не револьвер, не сабля, а толстая тяжёлая санитарная сумка.
Глава вторая. Утро туманное
В то утро всё было как всегда. Тимоша ещё сквозь сон услышал, как переругиваются шёпотом старый Сурок и Будильник.
– Опять выключать! Не дамся! Не позволю! – бренчал всеми своими шестерёнками Будильник, бегая по комнате.
– Не убегай! Не убегай! – задыхался Иван Карлыч.– Остановись!
– Что это такое?! – возмущался Будильник.– Я точный! И выключать себя не позволю! Вчера выключил. Позавчера… Я – Будильник! Мой долг – будить, то есть звонить!
– Да пойми ты, консервная