Кирюхин Ренессанс. Марианна Бор-Паздникова

      – А если светлое, радостное – это лёгкое её рождение, значит, картина исторически правдива?

      – Не-ет… – Марья Николаевна пытливо глянула Кириллу в глаза, – Не всегда. Порой правдивость бывает ох, как мучительна, а бывает мука не имеет оснований.

      – Как же тогда, Марь Николаевна, различить где в жизни правда, а где нет… – Кирилл вздохнул.

      – Со временем, Кирилл, учится человек различать это. На это порой вся жизнь уходит.

      – Так в этом что ли смысл жизни, Марь Николаевна?

      – Не-ет, смысл жизни, Кирилл, в самой жизни. А жизнь нас всему научит.

      – А после рождения картины, какая у неё жизнь? Повесили и виси… А как Вы думаете, – осенила Кирилла мысль, – картины чувствуют людей? Кто как на них смотрит? Кому нравится картина, а кто безразлично мимо пройдёт?

      – Да, Кирилл, вопросы у тебя не простые… – Марья Николаевна покачала головой, – другие всю жизнь к ним идут, а ты видишь какой…

      – Какой? – Кирилл внутренне напрягся.

      – Чувствительный, думающий, анализирующий…

      – Марь Николаевна, а за что Иван Грозный убил своего сына?

      – Да, вот какое дело, Кирилл, не убивал он его.

      – Ка-ак!? А картина!?

      – А вот так! Вот тебе и жизнь картины. Правда и вымысел… А знаешь что, Кирилл, это рассказ длинный… Я завтра на дачу еду, приглашаю тебя с собой.

      – А можно!? – Кирилл был польщён.

      – Конечно! Правда, есть небольшая проблема, – Марья Николаевна прикрыла глаза, чтобы Кирилл не заметил мелькнувший в них огонёк.

      – Какая?

      – Электричка очень рано идёт, трудно тебе встать будет…

      – А во сколько, Марь Николаевна?

      – В шесть тридцать, с Ярославского вокзала.

      – А-а-а… – Кирилл махнул рукой, – встану… Я знаете, работал в ночные смены, так и вообще не спал – и засмеялся, – хитрая Вы…