Серые земли Эдема. Избранники Армагеддона – II. Евгений Владимирович Кривенко
на площадке внизу, снова прозвучал выстрел, и на нас брызнули осколки льда. У меня ослабели колени.
– Быстрее за мной, – деловито сказал монах. – Спрячемся в бергшрунде.
Я потащился следом, вяло высматривая, где он добыл цветок, но видел только снег и лед. Когда мы оказались перед темной пастью трещины, я оглянулся, и склон чуть не уплыл из-под ног, по столь узкой тропе мы прошли. В белесой бездне под нами ползли черные фигурки.
Бергшрунд – трещина между ледником и скалой – в этом месте напоминал ледяную пещеру, но ниже расширялся и зиял чернотой. Повинуясь жесту Симона, я забрался под каменный свод. Хотя какой в этом смысл, нас легко найдут. Мой проводник не спешил следом, нелепые гамаши и потрепанный край подрясника маячили перед моими глазами.
– Зря они стреляли в этих горах, – непонятно к чему произнес он. А потом вдруг… запел.
Странная это была песня – без слов. И странные звуки – гортанные, резкие, от которых по телу побежали мурашки. Где-то я читал об особом крике горцев, которым они переговариваются на больших расстояниях.
Но этой песне ответил гром!
Меня затрясло: я понял, что собирается сделать Симон. Но затрясло не только от этого, весь ледник содрогнулся. Раздался страшный треск и свет померк, когда мимо стали падать ледяные глыбы. Симон юркнул в пещеру, прикрыв меня своим телом, однако все равно град острых льдинок осыпал лицо и руки, а воздух наполнился снежной пылью.
Грохот стоял неописуемый, словно вся исполинская ледяная лестница пришла в движение. Нас кидало так, что казалось – то ли размозжим головы о каменный свод, то ли улетим в раскрывшуюся бездну. Но постепенно тряска стихла, грохот перешел в недовольный рокот и наконец смолк. Только иногда в наступившей ватной тишине раздавался треск.
Вслед за монахом я кое-как вылез из щели. Нам повезло, этот край ледника не пришел в движение. Но остальная поверхность сильно изменилась: исчезла большая часть сераков, все было покрыто битым льдом, а вверху курилась снежная дымка, не давая рассмотреть верхнюю ступень ледопада. Я глянул вниз и испытал шок, только снежная пыль веяла из белой пропасти. Ни людей, ни вертолета – лишь холм появился на пологой части ледника.
«Зря они стреляли в этих горах», – вспомнил я слова Симона. Хотя лавина могла сойти и раньше, от шума вертолетных винтов или звука выстрелов. Тогда и мы оказались бы погребены под жутким холмом. Я содрогнулся, а потом стал вытрясать снег из карманов куртки, и вместе со снегом на ладони оказался лиловатый цветок. Я отряхнул его, спрятал в бумажник и оглянулся: где монах?
Тот стоял повыше у сохранившегося ледяного утеса. Похоже, его раскололо пополам, так что остаток торчал мутно-голубым зеркалом. Я тоскливо поглядел вверх. Снег курился все сильнее, и где-то на километр выше мимолетно проглянул страшной крутизны склон Катын-тау.
«И нам туда лезть?» – панически подумал я.
Монах обернулся и помахал рукой: – Поднимайся,