Потерянное семя. Владимир Аполлонович Владыкин
хозяйка, одетая по-домашнему.
Маркунин как раз и боялся, что у Жданы есть кто-то, он попросил разрешения закурить, теребя шапку в руках, неуверенно положил её тут же на подоконник, чтобы она не увидела, как он волнуется. Когда женщина не предложила раздеться, он сразу понял, что девушка неохотно принимает гостя, а иного отношения ждать было глупо в его положении непонятного гостя.
– А кем мама работает?
– Вы давно с ней не виделись? Мне кажется, я видела у неё ваше фото, там вы совсем юный. Она говорила, что немного училась вместе… кажется.
– Да, – неловко согласился он.
У него возникло желание уйти сейчас же, ничего не объясняя, поскольку в душе прорвалось запоздалое сожаление, как никогда он показался себе отвратительным, мерзким типом, безжалостно обманывавшим неопытность юных девушек. Они сами порой делали из него значимую личность, отчего Маркунин чувствовал себя поднятым на небеса славы. Перед ним тогда раскрывались действительно громадные возможности сотворить карьеру, но он не то чтобы не сумел, просто хотел ещё поездить, что, дескать, ещё успеет, и таким образом, упустил фортуну, не распорядился ею вовремя, умело…
Маркунин быстро прикурил сигарету, он мельком глянул на девушку. Она была очень похожа на свою мать: пухлые губы, симпатичное овальное лицо, глаза, как и у него серые и такие же грустные, на щеках ямочки, скулы чуть выдавались. Фигура ладная, полноватая, русые волосы на затылке убраны небрежными пучками. Её сынишка несколько раз прибегал посмотреть на него. Он теперь ясно вспомнил лицо Жданы, будто сейчас она и сидела перед ним.
– Хотите, я вам правду расскажу? – вдруг предложил он для себя неожиданно не без дрожи в голосе, словно хватаясь за соломинку, чтобы быть верно понятым.
– Да это ваше право, – пожала она плечами, губы слегка тронула осторожная, деликатная улыбка. Девушка как бы приготовилась выслушать, участливо глядя в глаза мужчины…
И Маркунин, подумав немного, начал рассказывать о себе почти всё, без утайки о том, как мотало его по свету в романтическом бреду, как встречал женщин и как безжалостно их бросал, только про детей удержался. И назвался полностью. Онета, так звали его дочь, поняла, что перед ней сидел отец ещё до того, как он стал рассказывать. Отчим пришёл к ним, когда ей было лет десять, он не удочерил её, и она носила фамилию матери, а отчество отца…
Онета предложила Маркунину чаю, он не отказался, выжидающе смотрел на неё.
– Чего же вы молчите, как зовут вас? – нервно спросил он, понимая, что поставил её в нелегкое положение, открыв своё инкогнито, в котором, может, и надо было оставаться?
– Оня, меня зовут. Что мне вам сказать, кричать на вас не буду. Мама говорила, что вас нет, я верила… А у меня тоже мужа нет – разбился на машине, только купил… Крутым был, а мама заместитель главы посёлка. Мне вас жалко, она не та уже хохотушка, какой вы её знали. И вообще, лучше вам уехать, сегодня может прийти из рейса мой отчим, а он