Старик и река Каменка. Рассказы. Дмитрий Киселев
реку прибавит, – ответил старик и тут же порозовел щеками. – А помнишь, как в сорок третьем году река до порога поднялась! Помнишь, как ты испугалась тогда и всё лето потом упрашивала меня избу перенести повыше. Помнишь?
– Помню. Как же не помнить! Столько воды было. Да я отродясь столько воды не видывала! А тут до самого порога растеклась.
Лидия Ивановна замолкла вдруг и, посмотрев на фотокарточку молодого человека в военной форме, висевшую на стене, опустила низко голову.
– Река аккурат на сороковой день поднялась, – продолжила она с надрывом в голосе после небольшой паузы. – И он ушёл тогда, забыв о нас.
Пётр Петрович сморщил лицо так, как морщат его те, у кого неожиданно заболит сердце. Затем сжал с силой губы и с надеждой посмотрел в окно.
– А может, она и в этом году до порога прибавит, – прошептал он.
– Так вот почему ты такой! – догадалась Лидия Ивановна, посмотрев на мужа полными тоски и сочувствия глазами. – Его ждёшь!
Старик не обернулся к жене, боясь показать ей слёзы, которые, сорвавшись с покрасневших век, катились по морщинистым щекам.
– Но он не придёт! Он умер! – навзрыд крикнула старушка и уткнулась лицом в сухие ладони.
Пётр Петрович, воспользовавшись тем, что жена не смотрит на него, выскочил из дома. Остановился у изгороди, оглядел реку, выдохнул и, закрыв глаза, прислушался.
За шелестом мохнатых веток вербы, ведомых порывами лёгкого ветра, послышалось приятное уху щебетание трясогузок. Старик, улыбнувшись лицом, запрокинул назад голову и, отдавшись косым лучах апрельского солнца, сделал глубокий вдох. Затем он, подобно парящим в небе орлам, расправил широко в сторону руки и тут же ощутил себя по-настоящему счастливым и свободным созданием.
– Петь! – раздался за спиной голос жены. – Я тоже хочу увидеть, как масса талой воды реку прибавит.
Лидии Ивановне стоило не малых усилий заставить себя выйти теперь к изгороди и вместе с мужем дожидаться чуда. Ведь после смерти сына она, сделавшись убеждённой реалисткой, чуть больше четверти века не пускала в голову даже мысли о том, что окружающий человека мир можно воспринимать таким, каким он на самом деле не является и являться не может. Мир в её представлении был в самой основе своей жестоким к людям, непоколебимым к их тонким чувствам и безжалостным к не зарастающим душевным ранам.
– Я знаю, как тяжело тебе заставить себя поверить в то, что никогда не случится, – сказал Пётр Петрович, приобняв жену за худое плечо. – Но вера все же скорее приблизит к желаемому, нежели отдалит.
Она промолчала.
Глава 3
Весна оказалась затянувшейся. Снег в полях лежал долго, чернел, сжимался и только к началу мая весь и вышел. Лидия Ивановна, окончательно разочаровавшись миром и собой, села за вязание. И вязала до самого лета, стараясь без повода не выходить из дому.
Пётр Петрович погрустнел вначале, но когда деревенские портомойки, ребятня да домашняя птица