Обретенная любовь. Гайя Алексия
заботилась о себе. Как только Тиган появился в нашем доме, ты стала чувствовать себя лучше. И, когда думаю о том, к чему все это привело, я жалею, что не смогла стать для тебя лучшей матерью.
Я отвожу взгляд. Ты ни в чем не виновата… Ты – самая лучшая мама, которую только можно пожелать. Не только для меня, но и для Тига тоже. Жаль только, я не могу тебе об этом сказать.
Глава 15
На этот раз вместо мягких сидений полицейской машины я оказываюсь на металлической скамье вонючего фургона. В нескольких местах виднеются пятна, словно здесь зарезали овцу или еще кого.
Я перевожу взгляд на наручники, сковывающие запястья. Однажды Бенито сказал мне, что татуировки носят либо гангстеры, либо заключенные. Видимо, второй вариант про меня.
На каждом повороте мне приходится пригибаться, чтобы не упасть. Такое ощущение, будто находишься в автобусе Куинса, который несется, не заботясь о том, смог ты устоять на ногах или нет.
Очередная алая капля оставляет пятно на больничных штанах. Кровь хлещет из носа. А может, из губы. Я ощущаю боль во всем теле; невозможно понять, что конкретно болит. Чертовы копы, на этот раз они не промахнулись.
Фургон гонит быстрее. Такое впечатление, будто водитель специально собирает все ямы, чтобы мне было больнее. Но я не падаю. Я хочу видеть, где мы едем. Через маленькое решетчатое окошко видны только верхушки зданий.
Я точно знаю, куда мы направляемся. И, когда из поля зрения исчезают дома и затихают клаксоны и сирены, я понимаю, что мы на мосту острова Райкерс и что я вот-вот навсегда окажусь в тюрьме.
Небо синее, слышны крики чаек. Мы на полном ходу проезжаем лежачего полицейского. Мои ребра напоминают, что они совсем не согласны с происходящим. Это повторяется еще несколько раз.
Машина останавливается. Олухи в кабине передают по переговорному устройству свои идентификационные номера и цель приезда. Фургон трогается. Затем все повторяется заново: остановка, идентификация, ворота открываются, чтобы запустить нас внутрь. До меня долетают обрывки разговоров: «Транспортировка заключенного. Ну, по делу о сыне губернатора» или «Ну и потеху я вам привез! Настоящий мерзавец!»
Я чувствую, как ярость поднимается к самому горлу, но не в состоянии ничего сделать, не могу даже прокричать, как они меня бесят. Дорога после пропускных пунктов становится все более запутанной. Затем фургон резко останавливается. Я падаю вперед и больно ударяюсь плечом о металлическую скамью. Запястья чувствуют себя не лучше. К тому моменту, когда у меня, наконец, получается выпрямиться, коп распахивает двери фургона.
– Ну что, говнюк, понравилась поездочка?
Иди ко всем чертям, кретин! Он поднимается в кабину с шокером в руке и улыбкой победителя на губах, а я резко встаю.
– Так это из-за тебя весь сыр-бор? М-да, тебя тут быстро приструнят. С трудом верится, что тебя, такого тощего, усмиряли несколько человек.
Он расстегивает наручники и подталкивает меня к выходу.
Первое, что бросается в глаза, – решетки повсюду. Даже сверху. Для чего это? Они боятся, что я упорхну,